Он был моим подорожником.

 

Он был моим подорожником. В тот год все как-то не сложилось. Точнее сложилось, но по сценарию накрылось. Не в первый раз, не с первым из, но все равно трещина пошла. Саднило.А тут он -

В тот год все как-то не сложилось. Точнее сложилось, но по сценарию «накрылось». Не в первый раз, не с первым из, но все равно трещина пошла. Саднило.
А тут он — весёлый, в том смысле, что с ним становилась веселой я. Лёгкий — без нервных звонков и моих таких же истеричных ожиданий.
Зато в его глазах отражалась только я.

Нам не нужно было думать о том, кто мы теперь друг другу — и так понятно — никто. И о каком-то мифическом будущем тоже не надо было беспокоиться — все знали, его нет.
От этого, наверное, мы вели себя, как дети, точнее, как нормальные люди.
Скорее всего правильнее было остановиться и продышать предыдущее, отплакать себя, оплакать другого, но я была совершенно не готова к смерти.
Ведь чтобы заново родиться тут надо где-то умереть там.
А мне хотелось жить сразу.
Поэтому он и случился. Гормоны и работа — самый простой способ забыть любовь.
Мы много гуляли, в перерывах, когда гулять было некогда, ели мороженое, держались за руки, покупали друг другу зубные щетки.
Со стороны, наверное, все выглядело как будто мы близнецы из индийского фильма и наконец-то нашли друг друга. Возможно так и было. Только у каждого из нас внутри продолжал ныть зубной болью сердечный клапан. А вместе случался приход анестезии.
А потом он исчез, или я — не важно. Все распалось точно так же тихо, как и началось. Без объяснений, без скандалов, без обид. В какое-то утро акварель растаяла, как мороженое, которое я на самом деле не люблю.
Просто мы оба ушли тропой подорожника.

 

Полина Иголкина

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *