Какая удача! Какой кайф! Я уже почти настоящий журналист!
Недавно меня свели с Тимофеичем – редактором нашей местной газеты «Подзаборный вестник». Пролистав мои школьные сочинения, он сказал, что у меня определённо есть дар, слог и подача, имеются явные писательские способности, нужно только их развить.
Больше всего редактора растрогало, что я без ошибок пишу такие трудные слова как «автор» и «под столом», а над правильно написанным «линолеум» редактор прослезился и долго тряс мне руку. Он признался, что такие люди в наше время редкость: правильно написать «линолеум» способен лишь один выпускник из тысячи.
Кстати, Тимофеич слегка шепелявит, поэтому по выговору его можно принять за обрусевшего китайца из Рязани.
— Вика, у вас огромный потенсиял! – сказал он. – Взять вас в штат я пока не могу, вы слиськом юны. Не хотите попробовать себя на ниве злободневной сатиры Написете что-нибудь актуальное для нашей шутосьной колонки
Окрылённая похвалой вдоль и поперёк, я закричала, что обязательно попробую, убежала домой и засела творить злободневные фельетоны для «шутосьной колонки».
Сам собой у меня родился газетный псевдоним – я решила назвать себя Ежевика Колючкина. Половину ночи я строчила злободневные юморески, не покладая указательного пальца – откуда только что бралось!
На одном дыхании накатав с полдюжины дерзких памфлетов и не дожидаясь утра, я скинула их на почту Тимофеича и уснула без задних ног.
Утром пришёл ответ от главного редактора «Подзаборного вестника». Тимофеич написал коротко:
«Вика, надо встретиться».
Я тут же прибежала в редакцию и прошла в кабинет главного редактора. Тимофеич предложил мне сесть и стал рассматривать в ноутбуке мои искромётные фельетоны.
— Всё холосё, Вика, — сказал Тимофеич со своим рязанско-китайским прононсом. – Холосё, но есть ряд технисеських замесяний. Ты не торописся
— Нет, — сказала я. – Замесяйте… ой, простите, замечайте сколько угодно!
— Вот ваша юмореська про врася, Вика, — сказал Тимофеич. – Про врася и пасиента. Холосая юмореська, но … не смеснё.
Не смешно Это меня огорчило. А я-то считала свой фельетон про врача очень даже забойным!
— Знаете, Вика, почему не смеснё – грустно спросил Тимофеич. – У вас пасиент приходит к врасю – и врась начинает его футболить. Он грузит больного селовека, говорит ему всякие глупости… как так, Викуля Он зе клятву давал! Он должен лесить, а не футболить!
— Должен, — робко согласилась я. – Но ведь это вымышленный врач и вымышленный больной. И ситуация специально подана абсурдно, чтобы было весело!…
— Всё понимаю, но не смеснё, — ещё грустнее сказал Тимофеич. – Я плакал над вашим опусом, Вика. Врась должен поставить диагноз и лечить больного, а у вас он какой-то Бармалей в белом халате! Не обизайте врасей, Вика.
— Хорошо, — согласилась я, тоже погрустнев. – Не будем обижать врачей.
— Или вот рассказ про кафе, — продолжил редактор Тимофеич. – В голове не укладывается! У вас селовек пришёл культурно покушать в точку общепита, а у него в супе плавает мысь! Какая такая мысь Нельзя, чтобы в супе были мыси, Вика. Это не смеснё.
— Почему – взвыла я. – Это же гротеск! Художественное преувеличение! Тонкий намёк на то, что не все повара качественно выполняют свой долг…
— Вы мозете обидеть всех поваров города, — наставительно сказал редактор. – И однажды вам в отместку тоже подсунут в супе плавающую мысь. Думаете, это будет вкусно и смеснё
— Нет, — обречённо кивнула я. – Мышь – это наверняка невкусно. Я просто хотела обыграть эпизод посмешнее. А как было надо
— Надо было писать так, — сказал Тимофеич. – Селовек присёл в кафе, покушал, ему понравилось, он усёл довольный. Потому что повара работали очень холосо.
Я зависла, размышляя, где кроется соль фельетона в изложении Тимофеича.
— Вы хотите сказать: человек пришёл, покушал и ушёл, и всё было вкусно – уточнила я. – Но что тут смешного Не пойму.
— Это тозе будет не смеснё, — подтвердил Тимофеич с китайским акцентом. – Зато правдиво и никому не обидно. Газетчик должен нести правду в массы, а у вас выдуманные мыси в супе плавают!
Мне захотелось провалиться сквозь землю. Я ощутила себя бездарностью и ничтожеством. Одну за другой Тимофеич разгромил все мои ночные юморески, даже последнюю, которая называлась «Никита-волокита»: про чиновника-бюрократа и посетителя, пришедшего на приём.
— Не смеснё, — опять сказал Тимофеич. – Почему ваш синовник такой халатный и ленивый, Вика Вместо того, чтобы решить человеку проблему, он вешает ему на уси лапсю, манкирует своими обязанностями и не слышит нужд народа. Вы выставляете его саботажником и жуликом! Это не смеснё. Тут рыдать надо.
— Надо, — согласилась я, чувствуя, что тоже сейчас заплачу. – Вы правы, фельетон никудышный. На самом деле чиновники у нас святые и добросовестно несут свои обязанности.
Я взялась за ручку двери.
— Извините за беспокойство, Пётр Тимофеич. Ежевика Колючкина больше не будет присылать вам свои дурацкие фельетоны, прощайте.
— Не обизайтесь, Вика, — попросил главный редактор. – Эх вы, зенсины! Зачем сразу реветь и безать Не надо реветь и безать, поверьте! У вас гениальные рассказы, Вика, просто надо их сють-сють доработать. Я научу. Возьмём хотя бы последний, про синовника-лодыря…
<><><>
Через пару дней моя юмореска про чиновника Никиту стала гвоздём «шутосьной колонки» номера. В ней рассказывалось, как рядовой горожанин пришёл на приём к чиновнику – и тот с ходу, без проволочек и отписок решил его наболевший вопрос!
— Хм, — сказал мне редактор Тимофеич. – Поздравляю с успехом, Вика! Вот теперь действительно смеснё…
© Дмитрий Спиридонов