Стрелка

2002 год. Пермь. Слякотная осень. Я проснулся трезвым и злым, потому что уже неделю ничего не происходило. Сейчас, когда мне тридцать восемь, я радуюсь отсутствию событий, а в двадцать два я проклинал покой. В двадцать два у меня не было души, у меня было тело и дух. Тренированное тело и наглый дух. Мне нравилось играть в кошки-мышки с операми, нравилось драться, нравилось ехать на «стрелку» под музыку Наговицына, нравилось срываться с цепи и давать волю своим демонам. Я еще не научился получать удовольствие от их укрощения. Мне даже в голову не приходило, что демонов можно укрощать. Я проснулся, отжался сотку от пола, поболтался на турнике, растянул маваши, почистил зубы, съел два варенных яйца и грустно сел у окна. Я так уже неделю сидел, потому что блядский покой образовался. Ни «стрелки», ни делюги, ни даже самого завалящего рамсилова на горизонте не наблюдалось. Нет, я, конечно, ходил в зал и тусовался на «пятаке», но это ведь совсем не то. Рутина. Вата. Будни.

Я смотрел в окно и думал, чего бы такого крутого и денежного провернуть, когда мой домашний телефон ожил.
Самураи так меч не выхватывают, как я схватил трубку.
— Алло!
— Пётр Петенька!
— Кто говорит
— Это Лена!
— Какая Лена
— Из школы. Мы в десятом классе вместе учились.
Охренеть. Я эту Лену раньше любил, как не знаю кто. Но чисто платонически. Школота, чё тут скажешь.
— Понял. Узнал. Сто лет, сто зим..
— У меня беда, Петь.
— Что случилось
— Я в Екатеринбург учиться уехала. У меня тут жених. Он дорогу перешёл уралмашевским. Его поставили на счётчик. В милицию Кеша боится идти. Завтра надо отдавать деньги.
— Сколько
— Пятнадцать тысяч долларов.
— Нехило. От меня чего хочешь
— Ты не мог бы помочь
— В смысле
— Ну, поговорить с уралмашевскими.
Я замолчал. Гнать в Ёбург и рамсить с местными, это, конечно, жесть жестяная. С другой стороны — а кто они такие Не из мяса что ли Да и Ленка девка сладкая. А жених — это ведь еще не муж. Под благородным соусом можно и заново любовь закрутить.
— Когда «стрелка»
— Завтра в десять вечера.
— Где
— На Уралмаше.
— Вы чё с дуба рухнули А чё не сразу в морге
— Ты о чем, Петь
— «Стрелки» всегда забиваются на нейтральной территории. Это ж азбука. Твой жених кто
— Предприниматель.
— Понятно. Барыга. Чего он там наблудил
— Ничего не наблудил. Просто за крышу не захотел платить.
— А пиписька-то у него выросла, чтоб такого не хотеть
Лена промолчала. Говорить, что выросла как-то глупо, ведь она же мне позвонила. А говорить, что не выросла обидно, жених всё-таки.
— Ладно, Лен. Диктуй адрес. Вечером буду у тебя. Водочку готовь. Я с похмелья люблю на «стрелки» ездить.
— Почему
— Потому что злой, как собака.

Записав адрес, я положил трубку и задумался. Потом по очереди набрал Вову Гордея, Жеку, Валеру Карпа и Диму Снайпера. Первым припёрся Дима, потому что он жил подо мной. То есть, не по жизни подо мной, а квартира у него внизу находилась.
— Чайку, Димон
— На пару хапков.
— Без бэ. Делюга есть.
— Излагай.
— Помнишь, я тебе по бычке про Лену рассказывал
— Эта которой ты не вдул
— Это которую я любил.
— Ну, да. Любил и не вдул.
— Тут ваще не про вдул. Она щас в Ёбурге живет.
— И чё
— А то, что еённый жених — коммерс.
— И чё
— Чё, чё. Уралмашевские на счётчик его поставили.
— Скока просят
— Пятнадцать кусков.
— «Зелени»
— Нет, блядь, деревянных.
— Аппетит.
— Предлагаю сгонять туда. Урезать пацанам желудочки.
— Нас самих там урежут по самое не балуйся.
— Ссышь
— Ссу. Они крутые, мы крутые, вот хули из этой встречи получится
— Двенадцать кусков получится. Лучше один раз нам и двенадцать, чем постоянно им и пятнадцать. Арифметика.
— Да это понятно. Но в чужом городе силой не попрёшь.
— А никто переть и не собирается. Приедем, прозондируем почву. Поищем подходики. Если дело швах — уедем. Может, подломим кого по дороге. А если вырулить можно, то почему не вырулить
— Коммерс чем барыжит
— Я даже не спросил. Вот не похер
— Похер, конечно. Интересно просто, где такие куски крутятся.
— Щас Лену наберу.
Лена долго не подходила к телефону, но всё-таки подошла.
— Лен, твой жених чем барыжит
— Компьютерами. У него логистика налажена из Китая.
— Высоколобый
— Программист.
— Понятно. К вечеру жди. Нас пять человек будет.
Тут влез Димон.
— Девять.
Я зажал трубку ладонью.
— Почему девять
— Впятером блудняк. На двух моторах надо.
— Кого хочешь прицепить
— Фому, Игару, Зёгу и Бизона.
— Они же «обмороки».
— Ну и чё Пусть лучше они пули собирают, чем я.
— Тоже верно. Сколько посулишь
— По трешке на харю.
— Тыща двести. Плюс бензин, пошамать, туда-сюда. Два куска в руки. Пойдет.
— Алло, Лен, ты здесь
— Здесь.
— Нас девять человек будет. Дело серьезное. Лучше перестраховаться.
Димон запел: «Застрахуй братуху, застрахуй!»
— У нас трехкомнатная квартира. Не знаю, поместитесь ли вы…
— Поместимся. Мы впятером в хате будем ночевать. Остальные в машине покемарят. Всё. Пока.
— Пока.
Димон прикурил сигарету и улыбнулся.
— Трехкомнатная хата — это очень интересно.
— И как тебя в Чечню взяли, такого корыстного
Димон заржал. Я тоже прикололся. Ништяк получилось. «В Чечню взяли» — это ж надо.

Пока мы угорали, в дверь заколотились. Это Гордей, Жека и Карп пришкандыбали. Они у подъезда подловились и уже косяк «плана» успели раскурить.
— Уууу, бля, наркоманы!
— Петрович, не нагнетай.
Это Гордей ответил. Он идиот. То есть, он правильный пацан, но какой я Петрович, если меня зовут Пётр, а отчество у меня совсем другое
— Дядя Пётр, есть чё пожевать Ништячков бы…
Это Карп. Он молодой. Ему всего двадцать. Недавно в нашем обществе вращается. Я бросил ему пакет шоколадных пряников.
— На. Топчи.
— Во пруха. Чтоб я так жил!
— Чё позвал-то, Пахан
Жека. Молчаливый и деловой. Человек-молоток. Люблю таких. Хоть «крокодильчиков» к яйцам пристегивай — похуй дым. Но я, конечно, не проверял.
— Делюга есть. Если выгорит, срубим по два куска «зелени». Расклад такой. Рвём в Ёбург, трём с уралмашевскими за одного коммерса, получаем с коммерса лавэ и сразу обратно. Тип-топ, чичи-гага, на всё про всё сутки с «хвостиком».
Тут возник Димон.
— Петруха, я не спросил — где «стрела-то» будет
— У них на районе.
— Чего! На Уралмаше
Димон аж привстал, так его попёрло.
— На Уралмаше.
Пацаны от таких новостей вообще прикурили. Они за уралмашевских ещё не перекубатурили, а тут ещё место такое «удачное» оказалось. Короче, все перебздели конкретно, особенно Димон.
— А может, ты нас тут завалишь Хули бензин катать Сади прямо в рыла по-македонски, да и вся недолга
— Димон, охолони. Вот скажи, я мудак
— Нет.
— Ну и чё ты тогда ноешь Я ж сказал — приедем, оглядимся, проведем регонсценировку. Ты духов на войне валил, чё ты уралмашевских-то перебздел
— Я, блядь, снайпер, а не пехота.
— А тебя пехотой никто быть и не просит. Выберешь позицию, прикроешь с дальняка. А пехотой я побуду. Вы чё скажете, пацаны
Первым отозвался Карп. Он заглотил пряник и просипел:
— Я в деле. Хули тут на голяках сидеть
— Сам знаешь, Петрович.
Задрал меня Гордей с этим Петровичем, честное слово. Жека с ответом медлил. Очень задумчивый характер носила его «заточка». Через минуту он как бы очнулся и сказал:
— Я участвую, но хочу знать, как ты вышел на этого коммерса.
Пришлось мне рассказать ему про Лену.
— Это которой ты не вдул
— Это которую я любил!
— И не вдул.
Димон чуть со стула от хохота не упал. И чего смешного Шутят одинаково, как инкубаторские.
Дальше всё понеслось, как по маслу. Димон позвонил «обморокам» и затянул их на делюгу. Они рассекали на «бочке» (это «ауди» такая). Мы «зарядили» свою бэху. Димон взял «драгунчика». Он у него на пятихатку метров пристрелен и забоксиден на прицеле. Я притараканил спортивную сумку короткоствольных. Был у меня тогда схорон заводской. Прапора, они больше генералов кушать любят.
В четыре дня мы подловились на пятаке, и на двух тачилах рванули в Ёбург. Люблю такие поездки. Из которых ты необязательно вернешься.

Примерно на середине пути мы остановились пожрать. Все сразу в кафешку прошли, а Карп поссать двинул. Нам шнырь уже хавку таскал, когда Карп ворвался в помещение и сходу заорал:
— Дядя Пётр, эти бляди медведя в клетку засунули! ШИЗО Мишке устроили. У него глаза, бля, как у моей мамы, когда она умирала.
— Валера, ты чё несёшь Сядь за стол. Харэ ластами вращать.
Карп сел и тут же выжрал бутылку Гордеева пиваса.
Димон: Чё случилось-то, Карпуша
Валера: Медведь у этих барыг в клетке сидит. Настоящий медведь в настоящей клетке. Маленькая такая, сука. Он в неё еле влез.
Вова Гордей: И чё ты так завёлся
Жека: Да, я тоже чё-то не догоняю.
За соседним столиком Фома, Игара, Зёга и Бизон навострили уши.
Валера: А вы посмотрите на него! Вот прямо все сходите и посмотрите.
Димон: Делать нам больше нехуй.
Вова: А чё Пошли глянем. Чё скажешь, Петрович
— Пошли. Я медведя только в зоопарке видел.

Клетка стояла справа от кафешки. Мы всей толпой к ней подошли, потому что «обмороки» прямо за нами двинули. Медведь выглядел плохо. Он был каким-то грязным и в прострации, будто слетел с катушек. Я пригляделся. Когтей у Мишки не было.
Жека: Это еврейский медведь.
Валера: Почему
Жека: Потому что он в Бухенвальде.
Про Бухенвальд, кроме Жеки, знал только я и Димон. Мы оба невесело усмехнулись. Тут Мишка, который только что ничего не отдуплял, посмотрел на нас. Не вру, из его глаз катились слезы. В одно мгновение вся наша компания озверела.
— Фома, Игара, Зёга, Бизон!
Обмороки подобрались.
— Тащите сюда педрилу-хозяина. Щас рокировку делать будем. Если он закопытит — хуярьте, но чтоб не наглухо.
Обмороки кивнули и убежали в кафе.
— Димон, сходи проконтролируй, вдруг перестараются.
Через двадцать минут показался хозяин. С разбитой ебучкой и на дрожащих ногах. Крепыш такой брутальный из охотников. Они все брутальные, пока в безоружных кабанов стреляют. Пацаны гнали его пинками, а он бежал зигзагами, как пьяный. В двух метрах от меня Димон подсёк ему ноги, и тот рухнул рожей прямо к моим ботинкам.
— Ну что, хуй пиздоглазый! Ты медведя в клетку засунул
Крепыш плакал и мотал головой.
— Фома, вы чё его выебли
Фома: Не ебали. Закошмарили стволами децл. Почки рихтанули. Ну, пару зубов может выбили.
— В рот, поди, стволы-то пихали
Фома: Пихали.
— Экие вы бармалеи.
Димон заржал. Я перевернул хозяина на спину.
— Где ключи от клетки, охотник
— Я… Я не жнаю! Я жабыл!
— Ты зачем медведя туда посадил, выблядок
— Для туристов! Отпустите меня. У меня жена! У меня дети.
— Ага. И старуха-мать. Говори, где ключи, или я тебе лом в жопу засуну.
Вова Гордей: Палыч, у нас нет лома, только монтировка.
— Значит, монтировку.
Ключи нашлись в кабинете хозяина.
Жека: Пахан, а если мы клетку откроем, Мишка на нас не бросится
— Хрен его знает. Пусть клетку откроет Бизон, как наиболее быстрый член нашего коллектива.
Димон: А мы где будем
— На безопасном расстоянии.
Димон: Может, мне «драгунчика» принести
— Не надо. Мы ведь хозяина не для того изувечили, чтобы пристрелить медведя.
Отойдя на приличное расстояние, я дал отмашку Бизону. Он отпер клетку и сделал ноги. Мишка вышел не сразу. Минут пять он сидел на жопе, а потом ткнулся носом в дверь и та распахнулась. Не поверив своему счастью, медведь неуверенно вышел на улицу, а затем резко припустил в лес. Не знаю, выживет он там или помрет, но уж лучше там, чем здесь.
— Запихивайте хозяина в клетку, пацаны. Но сначала отпиздите как следует. А если ты замусоришься, боров (это я уже к хозяину обращался), мы всю твою семью вырежем. На то мы и организованная преступность. Ферштейн
— Не надо! Пожалуста! Я всё понял!
Вова Гордей: Надо, Федя, надо.
То меня Петровичем назовет, то старьё какое-то вспомнить, вот что он за человек Прямо неудобно за него иногда.
Дообедав, мы сели в машины и забыли про медведя и уебка-хозяина. До цели оставалось двести километров. До встречи с уралмашевскими чуть больше суток.

Ёбург. Такое, знаете, проклятие Перми. Не люблю этот город. Может, завидую, конечно, но все равно не люблю. Дом Лены пришлось поискать. Три раза спрашивали прохожих. В городе везде были пробки. И чего им на метро не ездиться, раз уж вырыли
К Лене я поднялся один. И пацаны, и обмороки остались в машинах. Мало ли… Пусть лучше с улицы страхуют, чем мы все в блудняк влетим. Вдавив кнопку звонка, я децл заволновался. Интересно, она такая же бодрая, как в школе или еще бодрее Лязгнул замок. Я убрал руку в карман пальто. В кармане у меня «Макар» лежал. Люблю «Макар». Он небольшой, можно прямо через карман стрелять. Зря я гнал. В дверном проеме образовалась Лена. Она чуток пополнела, но от этого стала еще глаже. Сдобный бархат такой, понимаете Я невольно облизал губы и сглотнул слюну. Помять бы эти бели в самом деле!
— Привет, Лена. Вот и я.
— Привет. Ты один
— Нет. С тимуровцами. Где жених
— Тут. Хочешь с ним поговорить
— Разумеется. И комнату покажи, где мы переночуем.
— Разумеется.
Подъебнула, типа. Это у нас со школы.

Жених оказался так себе. Иннокентий зовут. Видали мы женихов и поубедительней. Интеллигентный, очёчки, башковит, кадыкаст. Лена им верховодит, а он бабки барыжит и вообще рад стараться. Союз меча и орала, где Иннокентий — орало. Поговорили. Сеть магазинов «Джой». Ну, как сеть. Три магаза. Не бог весть что, но и не голый вассер. Вокруг да около я ходить не стал. Прямо объявил — за разрул рамсов хочу видеть в бардачке двенадцать кусков «зелени». Девять после «стрелки», а три прямо щас. Следующий наезд, если такой случится, обязуюсь отбить задарма. Иннокентий вздохнул и согласился. Потом я расспросил его про уралмашевских. Наезд оформил некто Кент. Вот что с ними не так, а Откуда эта страсть к сигаретным погонялам А чего не герцог Мальборо Или верблюд Кэмел Ха-ха. Надо будет про Кэмела Димона с Жекой приколоть. Короче, узнав все, что можно, я откланялся и спустился к пацанам. Ах, да, комната, которую мне показала Лена, была так себе. Я решил перекантоваться в гостинице. Благо, три куска бакинских топорщили карман.

Топорщили-то они его топорщили, но и за Кентуху-братуху надо было пробить. Поселив пацанов и «обмороков» в гостинке на окраине Ёбурга, я прицепил с собой Димона, и мы двинули к моему знакомому золотнику. Я сдавал ему «рыжьё» уже лет пять, и у нас все было чики-пуки. Услыхав за Кента, золотник перебздел. Кент был уралмашевским пацаном до мозга костей, но не совсем, потому что он был из молодых (собственно, как и я), а молодые отличались лютостью (опять же, как и я). Бандюги девяностых были советскими чуваками. А Совок — это хоть какие-то рамки. У нас рамок не было. То есть, мы их сами себе придумывали, а когда сам себе придумываешь рамки, через них очень легко переступать. Все это означало одно — будет много крови и пальбы. Так себе перспективы.
В гостиницу мы вернулись около десяти вечера. Я накатил двести граммов «беленькой» и лёг спать. Мне всегда хорошо спится перед делюгой. Да чего там… Перед большой кровью мне хорошо спится. Сны яркие снятся. Выпуклые такие, сочные, словно арбузом чавкаешь или бабу спелую мнешь. Я однажды в трусы обтрухался, до того мне хорошо спалось.

Утром, то есть часов в двенадцать, мы с Димоном отошли от гостинки и взяли такси. Надо было без палева посмотреть место «стрелки», чтобы Димон выбрал позицию, а я просто хотел увидеть поле боя. Поле боя действительно оказалось полем неподалеку от завода. Скучная такая промка с двумя блестящими рельсами в пожухлой траве. Пустырь. Если я тут «зажмурюсь», из меня точно не вырастут эдельвейсы. Не знаю, чё я так заморачиваюсь за эдельвейсы, но мне охота, чтобы из моей могилы росли именно они.
Оценив обстановку, мы вернулись в гостинку. Пацаны чутка бздели, и их надо было чем-то занять. Гулять по Ёбургу было не очень хорошо, и я предложил потренироваться. После легкой тренировке все завалились спать. В восемь вечера Жека увез Димона на позицию и вернулся в гостинку. Димон облюбовал чердак ангара в трёхста мет

Источник