Истории из жизни реальных людей
Речь идет о моей бабушке, Александре Георгиевне Сорокиной. Вот где везение просто шло за человеком след в след. Причем со знаком минус.
Давным-давно в одной семье возникла небольшая проблема: после смерти матери остался довольно приличный хутор под Одессой. И вот уже взрослым детям предстояло это наследство разделить. Оказалось, проще всего хутор продать. Потому что делить деньги в Одессе умеют даже дети.
Сыскался хороший честный покупатель, который по обычаю того времени честно спросил: «Господа, кому как платить Золотом, серебром Или бумажными ассигнациями» Одна из дочерей решила резонно: золотом получается мало, несолидно, серебром тяжело, громоздко, зато ассигнациями можно и кошелек набить, и тратить не меняя. И, единственная в семье, она взяла ассигнациями. Как вы уже догадались, этой оригиналкой была моя бабушка.
Что к этому добавить Ну разве такую мелочь: шел июль 1917 года, а ассигнации те назывались «керенками». Так что, как вы понимаете, недолго музыка играла
Видимо, попавший тогда в гены нашей семьи фарт и помог нам надолго попасть в некую полосу особого везения (правду сказать, не нам единственным в этой стране). И если самым расхожим у одесситов всегда было проклятие «Чтоб на вас напали деньги!», то смело могу сказать, что эта «беда» нашу семью всегда обходила, особенно родоначальницу этого движения и хранительницу этого начинания бабушку.
И при всем при том она была очень практичная женщина. Особым искусством, которым она владела и которым всегда восхищались знакомые, было умение разменивать квартиры. И если существует такое понятие, как «искусство жить в Одессе», то мало кто за пределами Одессы понимает, что главное зерно, так сказать, сверхзадача этого искусства кроется не в вопросе «как жить», а в другом, много более существенном «где жить».
Поэтому бабушка, задав себе однажды этот вопрос, всю жизнь мучительно шла к ответу. Она меняла и разменивала площади с прилегающими к ним кухнями и отсутствующими у них санузлами. Но однажды она вдруг остановилась, остолбенев: «Это конец! Предел!!!» Лучшего, по ее разумению, найти было нельзя. Три самостоятельные комнаты! На втором этаже! На Госпитальной окнами на юг! Ну!
Такое было бы достойной наградой кому угодно Но только не нашей семье. На ордере, выданном исполкомом в тот счастливый понедельник, стояло: 19 мая 1941 года. И через месяц началось!
А тут еще по радио успокоили народ: дескать, волноваться нечего ровно через неделю война будет закончена. Ну, может, через две если уж в Красной Армии, как никогда ко всему готовой, произойдет какое-то ЧП. Так что, продолжало призывать радио, все уезжайте в эвакуацию! Да, пропаганда всегда была сильной стороной нашей жизни. А мы всегда были сильной стороной нашей пропаганды, потому что свято верили всему, что она врала.
По вопросу эвакуации держали семейный совет. Доводы бабушки были несокрушимы:
Никакой эвакуации! Вот по радио говорят, что всех дел на неделю. Ну войдут немцы в Одессу. Так что они всех перестреляют за неделю! Не успеют. Лично я остаюсь сторожить квартиру.
Наверно, где-то в Генеральном штабе чего-то недоучли. Потому что неделей, как вы помните, не обошлось. Пришедшие немцы бабушку, к счастью, не убили, но сильно ранили, причем морально: на второй же день они отобрали ее знаменитую квартиру и поселили там какого-то большого немецкого офицера.
Но все рано или поздно кончается. Мыкаясь по знакомым, а летом просто устроившись жить в развалинах, бабушка дождалась апреля 1944 года. Естественно, что немецкий офицер быстренько с бабушкиной квартиры съехал. Она уже даже побежала за подводой, чтоб везти домой свои спрятанные в чьем-то подвале вещи. Но Смешно было бы предполагать, что большие офицеры имелись только в немецкой армии. Нашей тоже было чем похвастаться в кадровом вопросе. На пороге бабушкиной квартиры ее встретил уже наш большой человек, который показанный ему ордер посоветовал использовать еще по одному не прямому, но интересному назначению.
Бабушка бросилась в исполком. Там, конечно, ее ждали с распростертыми объятиями. Кто хоть раз бывал в советском исполкоме меня поймет. Бабушка бросилась в суд. Кто хоть раз бывал в советском суде поймет ее. В результате многомесячных хождений ей все же дали однокомнатную квартиру.
Но бабушка решила: за свое кровное буду биться до конца. И продолжила неравную борьбу с исполкомом. А жаль. Потому что в моем рассказе вот-вот начнут сверкать несметные сокровища не в переносном, а в самом прямом смысле. Всех, кто не чужд кладоискательства, ждет по-настоящему авантюрная часть этой истории.
Тут на сцену должен выйти новый персонаж мой дед. Если бабушка владела древнейшей из одесских профессий умением искать квартиры, то дед владел профессией, следующей за нею в списке древнейших искусством обустраивать быт. Для молодого поколения, которое не очень кумекает в старых одесских терминах, чувствую, надо пояснить, что значит «обустроить быт» по-одесски.
Больше всего на свете любой одессит боялся не болезней, не грабежей и даже не замужества своей дочери с чужим проходимцем. Нет, он боялся, чтоб, не дай бог, не забился дымоход. Для этого, въезжая в новую квартиру и забивая первый гвоздь, надо было перво-наперво выяснить, где проходят дымоходы. Потому что ходила по Одессе такая легенда: как-то очень давно один нетерпеливый жилец, забивая неосмотрительно гвоздь, попал-таки в кирпич дымохода; тот провалился, и больше в этой семье не было ни счастья, ни жизни.
Так вот, все это моему деду не грозило. Переступая порог любой квартиры, он, подобно шаману, первым делом вскидывал руки и изрекал типично шаманское заклинание: «Ша!!!» После этого он начинал выстукивать стены. И пока на генеральный план местности не оказывались нанесенными все проходы, воздуховоды и дымоходы, переступить порог квартиры не рисковал никто.
С однокомнатной квартирой, которую дал исполком, произошло все как всегда: дед добросовестно ее «простучал». В ней было все как обычно. За исключением, правда, одного «но». О, это великое «но», которое так резко меняет течение сюжета! Над дверью, ведущей из комнаты в кухню, кулак деда, более точный, чем миноискатель, уловил пустоту. Но дымохода там быть не могло ни в коем случае.
Шура, давай посмотрим, что там, тут же предложил мой дед, читавший в детстве «Остров сокровищ».
Ты что, с ума сошел! отвечала ему бабушка, явно не читавшая Стивенсона. Еще неизвестно, сколько нам сидеть в этой квартире. Ты сорвешь обои, и мы будем жить как в сарае.
И женщина в этой истории, как и вообще в мировой, снова победила. А через пару месяцев она победила в масштабе большем, чем мировой: она уломала райисполком.
Конечно, не ту старую, бесподобную, но другую двухкомнатную квартиру нашей семье таки дали. А на эту однокомнатную тут же вручили ордер одной одинокой женщине. Та, конечно, зашла посмотреть что да как, а заодно попросила: нельзя ли, пока наши съедут, поставить в сторонке вещи О чем речь! Вещей оказалось немного, как и положено по советским стандартам: кухонный шкафчик на две дверцы, он же обеденный стол, он же трельяж, он же бельевик et cetera, к нему один стул и раскладушка.
Вскоре и наши обосновались на новом месте. Но в старой Одессе принято было дружить домами. Вот и зашли как-то бабушка с дедом в свою бывшую однокомнатную. Зашли и обомлели. Вместо кухонного шкафчика был обалденный ореховый стол, укрытый, как породистая лошадь, плюшевой, шитой золотом скатертью. Раскладушку сменила витиеватая кровать с немыслимыми медными шарами и матрасами. Хрусталь присутствовал всюду от пола до потолка.
Увидев это, бабушка как-то напряглась. Причину метаморфозы с обстановкой надо было выяснить немедленно. И она взялась за дело. А наивная хозяйка квартиры, когда ей был поставлен вопрос ребром, удивленно пожала плечами:
Разве вы ничего не знали
Все тайное рано или поздно объясняется. Въехав в новую квартиру, женщина решила поменять обои. Снимая их в известном нам дверном проеме, она вместе с обоями отодрала легкую фанерку. А вот под ней оказался «остров сокровищ». В полутораметровой нише висели в ряд штук сорок шкурок черно-бурой лисы, на дне лежали серебряная посуда, хрусталь и так, по мелочам килограммов десять всякого добра. Оказывается, в этой квартире в войну жил румынский офицер, большой любитель красивой жизни.
Теперь вот живу потихоньку, развела руки наследница сокровищ Флинта. Тут, конечно, еще и внукам моим хватило бы. Жаль, нет их у меня.
Бабушка и дед шли домой молча. Только уже подходя к дому, дед не выдержал:
Жаль, надо было все-таки посмотреть, что там.
И жить как в сарае! тут же отпарировала бабушка.
Шура, не как в сарае, а как в музее! поправил ее дед, никогда не понимавший того великого дара Господня, каковым в нашей семье всегда было «бабушкино везение».
Валентин Крапива