Там море, горы, солнце, минеральная вода. А в Шлиссельбургской крепости из всего перечисленного была только вода; она сочилась прямо из стен и стояла в подвалах, там даже крыс не было. Печи плохо топились, сплошной дым, тепла не было. Кормили плохо. Это же тюрьма. Ужасная темница. Народовольца Фроленко бросили в этот страшный каземат с гангреной и на последней стадии чахотки. Через двадцать лет он вышел оттуда бодрым и крепким. И прожил ещё тридцать с лишним лет, до девяноста дожил. Другого народовольца, Морозова, доставили в крепость в бреду и с кровохарканием. Он вышел через 25 лет абсолютно здоровым, стал академиком и на девятом десятке бодро выполнял сложные физические упражнения. Веру Фигнер, террористку, занесли в крепость на носилках. Она умирала. А через двадцать лет пошла по этапу на Сахалин вполне энергично. Выздоровела. И ещё немало таких удивительных примеров; люди попадали в смертельные условия, сами были на пороге смерти, а потом раз! — и выздоравливали чудом. И жили гораздо дольше, чем те, кто их заточил и издевался над ними.
Я думаю, дело в режиме и прекращении саморазрушительной деятельности. Стресс проходил. Люди переставали разрушать себя и других, агрессивно себя вести, нападать, орать, ругаться, бросаться на кого-то. Им приходилось смирно сидеть в четырёх стенах и читать религиозную литературу. Или научную. Они мало спорили, дискутировали; перестукиванием особо не поспоришь. И сохранили энергию жизни, которую так бездумно расточали в агрессивной деятельности. Вот и выздоровели. Даже в чудовищных условиях. Сохранили ум, исцелились от смертельных болезней.
Дело не в крепости. И, возможно, не в курорте даже. Хватит себя убивать агрессией и спорами. И других тоже хватит убивать. Лучше почитать хорошую книжку или помечтать о светлом будущем
Впрочем, в крепости все же умирали. Шпики и доносчики, которых подсаживали к заключённым, недолго держались: пару месяцев. Все верно: они-то оставались в стрессе, вот в чем дело.
Так что для выздоровления иногда надо перестать злиться и причинять вред другим. Или себе. Что иногда — одно и то же, оказывается
Анна Кирьянова