Насладиться самомудачеством должен каждый разумный человек, иначе жизнь его прожита зря

 

Насладиться самомудачеством должен каждый разумный человек, иначе жизнь его прожита зря Вариантов может быть бесчисленное множество - от «бля, зачем я это сделал» до «никто меня не остановит».

Вариантов может быть бесчисленное множество — от «бля, зачем я это сделал» до «никто меня не остановит».

Сейчас это не очень популярно, все подкованы каким-нибудь ужасным вещателем вроде психолога Лабковского, только посмотрев на которого мне хочется зарыться в землю, или глянцевыми правилами гармонизации своих внутренних ресурсов. Все очень практично: видишь на горизонте мудака – уходи мудака; кто-то завалился в яму и колотится в ней – не подходи, он выпьет твой ресурс; пресекай попытки манипулировать тобой; говори о себе только хорошее; гуляя, считай шаги и километры – иначе все зря; носи только не это; пользуйся только этой паприкой, заказанной в Камбодже — у другой паприки цвет не тот; знай фазы своего сна; думай так, говори эдак; путешествуй не туда – все ради того, чтобы почувствовать себя цельной и сильной личностной единицей.

Моя двоюродная сестра как-то приехала ко мне на выходные. Я делала уроки, она сидела и качалась на стуле рядом, в руках у нее была маленькая металлическая заколка-крокодил.
Сестра пребывала в легкой меланхолии и не знала чем себя занять, поэтому она щелкала этими щипцами, щелкала, да и сунула их в розетку. Аккуратно так, знаете, и глубоко воткнула. Не знаю, почему ее не шарахнуло – сноп искр, дым, розетка оплавилась, папа в шоке, мама в истерике. Потом заколку достали, сестру трясли, я ее за руку взяла и говорю «она случайно, мы играли» и увела в свою комнату. Она мне говорит «спасибо. я,знаешь, ужасно вдруг захотела посмотреть, что будет».

В подростковом возрасте на даче я собиралась гулять и вытащила у мамы из косметички помаду ядовито-морковного цвета. Помада «вырви глаз». Я накрасила ей губы. Было хорошо, но не очень ровно. Я подкрасила еще. Стало неровно в другом месте. Я намазала вокруг губ, как у клоуна. И еще. Кровавый оскал становился все шире и шире, а моего лица все меньше и меньше. Я закрасила себе все лицо, до корней волос – белки глаз на этом фоне были восхитительно желтыми и зубы тоже. Потом я услышала свист, меня звали. Я уже была собрана, вышла на крыльцо и крикнула, что через пять минут выйду, и пошла умываться. Горячей воды не было, был рукомойник с соском. Я проскальзывала руками по лицу – жирная помада лежала добротным толстым слоем, отталкивая воду. Мыло попало мне в глаза. Бабушки что-то выясняли у меня. Кажется, что со мной такое и что это вообще. Я сказала, что сейчас так модно, промокнула помаду каким-то фартуком и вышла в переулок.
— Бля, — сказала Катя, — что это
— Я лицо закрасила, — говорю.
— Зачем
— Это было прикольно, не хотела останавливаться.
Мы пошли на бревна, где все тусовались, втроем – я и две мои подруги. У нас были морковные лица.

 

Но, конечно, когда ты совсем взрослый и подкован на все свои четыре копыта информацией о том, как не надо делать, восхитительный ужас падения, которое плавно, но верно ускоряется, становится мучительно приятным.

Мы не общались около двух месяцев. Я позвонила и что-то жалобно и обрывисто сипела в трубку. Я спрашивала «у тебя что женщина». Я слушала вежливые невразумительные ответы и молча плакала. Потом я сказала «до свидания». Потом я дождалась вечера и пошла к его дому, он жил в таун-хаусе. Я смотрела на желтое окно с синими шторами, видела, как он пару раз прошел туда-обратно. Через час я позвонила ему и сказала, что стою под окном и не могу никуда идти. И не хочу. И буду вечно тут стоять. Я увидела, как он смотрит в окно, потому что не поверил, и не сразу меня увидел, потому что я залезла в сугроб за кустами. Потом он меня затащил в дом. Я сидела и спрашивала. Задавала медленные вопросы, потому что не могла остановиться, и хотела посмотреть, что будет.

Она уже приезжала сюда, в этот дом Что ты ей рассказывал, когда вы пили Как она смеется Ты трахал ее на диване или на кровати Она стонала или орала гиеной А в рот она взяла А куда ты кончил
На мне была серая шерстяная юбка и чулки. Я приподняла юбку и чуть развела ноги.
И пусть все оплавилось, и дым, и сноп искр, но это был один из лучших трахов в моей жизни.

Люли Куница

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *