Смерть кэтхантера

Вите Громову не фартануло с детства. Евонный папаша отслужил в Афгане и здорово ехал по фазе. Вышибал дерьмо из всей семьи — жены, сына, дочки. Вите доставалось с особой любовью. Батя таскал его на каратэ, а если пацан плохо махал руками, гнал домой вицей и пиздюлиной. Немудрено, что младший Громов «засвистел». А началось все так. Была у Вити кошка Маруся. Однажды она запрыгнула на стол, и ее задница оказалась у парня под носом. А тот возьми, да и втяни воздух. Понюхал, короче. Забалдел. Потом он засунул кошке в жопу карандаш. Хрен его знает зачем. Но кайфанул еще больше. За этим делом его спалил отец. Отпиздил, конечно. С того дня Витя затаился. Семья жила на Водниках, в бараке недалеко от Камы. Перед речкой был глубокий овраг, поросший редкими деревцами. В нем-то парень и запропал.
К семнадцати годам он перенюхал и перетрахал карандашом всех окрестных кошек. Правда, в овраге батя до него тоже добрался. На этот раз отделаться побоями не вышло. Отец глумился над сыном по полной морде. Называл его подхвостником, психом, кошкоёбом. При любой возможности выписывал люлей.
То ли поэтому, то ли еще почему, но Витя возненавидел кошек. Вскоре ненависть вылилась в действие — он стал их убивать. Надо признать, к «мокрухе» он подошел с фантазией. Поймав кошку, Витька аккуратно нес ее к оврагу. Гладил и чего-то шептал. Затем ставил на лапы на самом краю. Естественно, жопой к себе. Придерживал рукой за хвост. Потом прицеливался и со всей силы пинал пыром в анус. Пыром — это с носка, кто не в курсе. Кошка взмывала в небо, а ее внутренности вываливались наружу через раскуроченное отверстие. Словно драгоценные камни, кишки красиво сверкали на солнце. От этой иллюминации «мокрушнику» особенно хорошело.
Через полгода по Водникам поползли слухи. Грибники нашли в овраге штук двадцать дохлых кошек. Тут Витьку снова спалили. На этот раз — соседи. Они не видели, как он пинал, но видели, как нес, и слышали предсмертный кошачий вопль. Всё это соседи обсказали знакомым, а те — бандитам. Через пару дней к баракам подрулила черная «бэха». Из нее вылезли двое молодых братков — Пахан и Большой Вадим. Витька колол дрова, когда они подошли к нему. Говорил Пахан.
— Здорова, Витёк!
— Здравствуйте.
Пахан улыбнулся и бросил приятелю:
— Я же говорил — в цвет.
Витька заволновался.
— Извините, а вы кто
Пахан улыбнулся.
— Друзья. Пойдем, надо поговорить.
Вадим забрал у Витьки топор, бросил его на землю, ухватил парня за локоть и подтолкнул в сторону Камы.
У оврага Витьку избили. Пахан сел на поваленное дерево и предложил ему высказаться. Дескать, как ты до такого блядства докатился, что кошек вздумал убивать Витька поднялся и сказал, что ему это просто нравится. Особенно, когда внутренности на солнце сверкают. И облизнул пересохшие губы. Пахан на секунду задумался и тут же озвучил приговор:
— Слушай сюда, бельмондо. Еще раз убьешь кошку — мы вернемся. Себя не жалко — пожалей отца, мать, сестру. Я тебе, блызьма, обещаю — не угомонишься, всей твоей семье придет пиздец.
Глаза Витьки повлажнели.
— А если я не могу угомониться
Пахан был холоден.
— Тогда подумай о близких и удавись. Какой ногой кошек пинал
Витька посмотрел на свои ноги.
— Правой.
Пахан повернулся к Вадиму.
— Сломай ему правую ногу. И не затягивай — дел много. Я в машине.
Услышав эти слова, Витька попытался сбежать. Вадим повалил его на землю и взял ногу на «болевой». Громкий хруст и животный вопль разрезали тишину.
Через неделю Витька повесился на отцовской портупее, примотав ее к дверной ручке. Ему было восемнадцать лет.

Павел Селуков

Источник