Нога

На Красную площадь наступила нога. Пятка упиралась в храм Василия Блаженного, ноготь большого пальца – в Исторический музей.

За неделю до того над Красной площадью повисло облако. Никто не обратил внимания, что облако слишком низко, что снизу оно больше похоже на идеально круглую дырку в небе, чем на облако. Появись такое облако в другом городе, наверняка кто-нибудь заметил бы неладное, но в Москве, да кто вообще в Москве смотрит в небо

Из облака на Красную площадь наступила нога. Огромная босая мужская ступня иногда шевелила пальцами, но с места не двигалась. Волосатая нога по колено торчала из облака, над которым ничего не было, кроме привычного серого московского неба, похожего на грязный полиэтилен. Первое время над облаком кружил вертолет, вокруг ступни толпились военные, Красную площадь оцепила полиция, а город ждал, что будет дальше.

Из ноги пытались взять кровь на анализ, ногу хотели ампутировать, но никакой возможности сделать этого не было. Живая, неотличимая от обычной человеческой, нога не поддавалась ни иглам, ни оружию, ни огню, но ей нравились поглаживания, и нога боялась щекотки.

Нога раздавила полицейского, дежурившего поблизости от Мавзолея. «Террористический акт» – мелькнуло в новостях, но тут же последовало опровержение. «Военная агрессия» – запестрило в СМИ. «Психотропное оружие» – выступил эксперт на телевидении. Нога время от времени шевелила пальцами, иногда вставала на носочек, будто собиралась шагнуть, но снова прижимала пятку к брусчатке, и каждый раз, когда это случалось, в полную боевую готовность приводились военно-космические силы страны.

Проскурин сидел перед телевизором и смотрел вечернее ток-шоу. Священник спорил с депутатом. Депутат орал на всю студию, что это никак не меньше, чем второе пришествие, и первый признак оного – явление во всей славе. Священник утверждал, что бога нет, а если есть – второе пришествие церковь осуждает. Ведущий считал, что правительство должно дать военный ответ на агрессию: ударить по ноге тактической ракетой, обрушить на нее системы залпового огня, бросить в атаку десантный штурмовой батальон. Ведущего аплодисментами поддерживали приглашенные в студию эксперты.

Проскурин слушал и не мог решить, жизнь теряет смысл или обретает его. С одной стороны – нога. Нога! С другой стороны, ничего не изменилось. Проскурину завтра на работу. Как и прежде нужно ходить в магазин, покупать продукты. И как много пройдет времени, когда нога на Красной площади перестанет для него, Проскурина, быть удивительной.

Проскурину хотелось перестать думать о ноге и перестать искать какое-нибудь объяснение. В таком состоянии невозможно существовать, думал Проскурин. Пускай либо что-то радикально изменится, либо исчезнет и не оставит после себя даже памяти. Сил на то, чтобы заставлять себя не думать о ноге, оставалось все меньше, и Проскурин решил позвонить.

Он долго листал в телефоне список имен с номерами. Имен и номеров много, но позвонить было некому. Проскурин поймал себя на мысли, что даже не помнит, кто все эти люди в его телефоне. Он переключился на вкладку «недавние». И здесь не нашлось никого, с кем можно поговорить.

Проскурин пытался вспомнить какой-нибудь номер телефона, должен же он знать хоть один номер телефона, самый важный, который из памяти никогда не исчезнет, где всегда возьмут трубку и куда он позвонит в самый темный час своей жизни. Оказалось, что единственный номер, который Проскурин знает по памяти –112. Его он и набрал.

– Алё, – ответил усталый женский голос.

Проскурин ожидал, что оператор ответит бодро, строго и таким тоном, что Проскурин почувствует, что хоть кто-то контролирует ситуацию и сейчас ему все объяснит.

– Я слушаю, говорите, – продолжил голос.

– Нога, – ответил Проскурин.

– Да уж, – согласился голос. – Нога.

– Что мне делать

– А что можно сделать

Оператор отбил звонок.

Телефон зазвонил в руках Проскурина. Номер был ему незнаком.

– Слушаю, – ответил Проскурин.

– Привет. Это Ева. Ева Андрюк. Помнишь такую

Проскурин вспомнил. Не сразу, но вспомнил. И только благодаря странной фамилии, из-за которой двадцать лет назад он называл её Андрюх. Он и в этот раз не удержался.

– Привет, Андрюх.

Ему показалось, что она улыбнулась в трубку.

– Представь, твой номер оказался единственным, который я помню, подумала, что раз так, тебе и нужно позвонить.

– В сто двенадцать звонить не пробовала

– Звонила. Они там какие-то странные.

– Сейчас все как-то странно.

– Поэтому тебе и звоню, – сказала Ева, немного помолчала и продолжила: – Помнишь, когда-то ты сказал, что мечтаешь стать альпинистом и покорить самую сложную вершину

Проскурин задумался. Он не помнил этого разговора. Он вообще не помнил Еву. Что такое помнить человека Не его внешность, имя или фамилию, помнить человека – это хранить в себе его высказанные мысли, его обиды и радости, помнить его мечты и его способ описания мира. Проскурин Еву Андрюк уже не помнил. Слишком много прошло времени, и та юношеская увлеченность была совсем мимолетной, чтобы оставить после себя хоть что-то. Удивительно Проскурину было то, что она помнила его, точно помнила, раз уж заговорила о его мечте. Проскурину стало не по себе оттого, что он-то как раз о своей мечте не помнит.

– Помню. Карджианг, – ответил Проскурин.

– А знаешь, твоя мечта заразной оказалась, запала она мне, я с тех пор на семь восьмитысячников взошла. Твоя гора, конечно, совершенно недостижима, но я вот зачем звоню. Проскурин, полезли со мной на ногу

– Зачем

– Мечты нужно осуществлять.

– Это не Карджианг, – ответил Проскурин.

– Это лучше. Проскурин, ты не чувствуешь, что с тех пор как появилась нога, что-то изменилось

– Еще бы, сложно не заметить.

– Я не о том. Как бы это сказать. Внутри что-то изменилось. Ты не чувствуешь пустоту, будто все как-то враз обессмыслилось Нога эта. Вот это что Бог Невозможное событие. Невообразимое. А в городе все как всегда. Будто ничего не происходит. Совсем. Вот ты, Проскурин, как думаешь Как это возможно, чтобы такое событие так скоро стало незначительным

– Да. Бред какой-то, – согласился Проскурин. – Но так всегда было.

– Это когда так всегда было

– Я не про ногу, я про события в принципе. Помнишь в последние годы сколько всего случилось Теракты, падающие самолеты, войны. И вроде бы сначала все на ушах, отовсюду вой, а через неделю никто и не помнит, что вообще было. А через год Через год никто уже не помнит, почему где-то была война. А через пять лет А через десять

– Ты прав. Но нога!

– Нога.

– Вот я и говорю тебе, полезли на ногу, Проскурин.

– Как ты себе это представляешь

– Зимой. Мы пойдем зимой. У меня есть план. К черту твой Карджианг, Проскурин, мечтай масштабней! Я знаю, что будет с ногой зимой. Тогда и полезем.

Пришла зима. Ногу обнесли строительными лесами. Жители Москвы были уверенны, что идет демонтаж, но когда леса убрали, нога как и прежде стояла на Красной площади, но теперь в теплом шерстяном носке.

Мэр Москвы в прямой трансляции с площади, стоя у ноги, сообщил, что принято решение внести ногу в список достопримечательностей города и не дать ей замерзнуть. С завтрашнего дня оцепление будет снято, и любой желающий может прийти полюбоваться ногой.

На следующий день Проскурин и Ева Андрюк стояли у ноги и смотрели наверх, в облако, откуда она торчала.

– Думаешь, только тебе пришла в голову мысль залезть в облако Думаешь, туда уже не заглянули

– Какая разница, что было до нас и кто что видел, если мы с тобой этого еще не видели У пятки в носке есть небольшая дырка. Нам туда, и дальше полезем под носком.

– Ева, мне не по себе.

– Да ладно тебе. Пошли.

– Нас заметят.

– Проскурин, успокойся.

Под носком было жарко. Ева пошла наверх первой. Благодаря носку крупной вязки и обильному жесткому волосу на ноге для восхождения не нужно было никакого оборудования. Проскурин и Ева спокойно могли отдыхать в складках носка и ближе к ночи добрались до колена.

Проскурин удобно устроился в складке носка, просунул голову между толстенными шерстяными нитками. С высоты Москва была прекрасна. Ручейки и реки огней текли к окраинам и там собирались в озера спальных районов. Что же в облаке, подумал Проскурин и спросил то же самое у Евы.

– Откуда ж мне знать – ответила она.

– Ну как думаешь

– Я даже думать об этом боюсь, если честно, но очень хочется увидеть. Может, это нога бога

– Чего она тогда стоит на одном месте Почему тогда ничего не происходит

Как только Проскурин задал этот вопрос, он тут же понял, что это за невыносимое чувство, тяготившее его в последнее время и, наверно, тяготившее и Еву, и всех вообще. Это не пустота, как сказала Ева. Это проклятое ожидание, ожидание того, что наверняка должно что-то произойти дальше и разочарование от того, что ничего не происходит. Проскурин понял, что так было всегда – проклятое ожидание чего-то, что вот-вот должно произойти и не происходит. И неважно – хорошее или плохое. Просто пусть произойдет уже хоть что-нибудь, но только большое, великое, важное, судьбоносное. Чтобы реальность обрела хоть какой-нибудь смысл. Чтобы стала понятна причина жизни.

Проскурин разволновался от этих мыслей. Засуетился.

– Я хочу выше. Полезли, полезли выше прямо сейчас.

– Давай подождем до утра, что с тобой – ответила Ева.

– Нет! Прямо сейчас. Полезли, полезли в это чертово облако, будь оно неладно.

– Ну полезли, неугомонный.

Теперь Проскурин шел первым. Он лез с остервенением, лез так, словно это та самая гора Карджианг. Проскурин рвался вверх, Ева не отставала. Он поддалась настроению Проскурина и тоже спешила, словно это последняя ее вершина.

Вот что такое вдохновение, вот что такое быть человеком, думал Проскурин, вот он смысл, никакой пустоты, никакого ожидания, только вперед, только вверх.

Проскурин и Ева добрались до облака, взяли небольшую паузу, решаясь на последний бросок, и снова двинулись вверх.

Они прошли через облако и огляделись.

– Смотри! – вскрикнула Ева. – Вторая нога!

Проскурин действительно увидел вторую ногу. Она была согнута в колене, словно это стоит огромная цапля на болоте. Проскурин глянул выше и сказал:

– Смотри.

Над Евой и Проскуриным нависала огромная эпическая совершенно невообразимая волосатая задница. Над задницей не было туловища, головы и рук. Только ноги: одна стоит на Красной площади, другая согнута в колене.

– Жопа, – тихо сказала Ева.

– Не может быть, – так же тихо сказал Проскурин.

– Но почему Я же мечтала. Я так рвалась наверх. А получилась жопа, почему, Проскурин

– Смотри, что там у нее вместо сфинктера

Ева взглянула.

– Кажется, это просто дырка, и вроде там в ней блестят звезды. Там космос, Проскурин.

– И космос в жопе, Ева.

– Глянь, кажется, там пролетела комета.

– Комета, говоришь – спросил Проскурин и посмотрел пристальнее.

Ева не ответила. Она закрыла лицо руками и беззвучно плакала.

Герман Канабеев

Источник