Так будет лучше

Я убегал, я устал. Молча собирая вещи среди игрушек на полу, старался, выглядит спокойным, уверенным в своей правоте. Хотелось позвонить маме и снова услышать её длинный монолог. Что она предупреждала, что Ленка ей сразу не понравилась, что она знала, что ничего путного из этого не выйдет Длинный надоедливый монолог, но такой необходимый сейчас.
Мы были слишком молодыми, я хотел быть для Ленки спасителем, тем героем, одним единственным А вышло как-то криво, видимо я не герой. Она была сирота, её родственники всячески досаждали, мечтали оттяпать квартирные метры либо хотя бы там прописаться. Я героически отражал нападки этих шакалов. Ленка забеременела, я пообещал, что смогу потяну, лишь бы она родила. Но я не смог, денег стало не хватать, Ленка до последнего работала в какой-то конторе, оттуда её со схватками увезли в роддом, родился Ваня. И в какое-то время всё было неплохо, я нашел хорошую работу, и Ленка снова забеременела. Я сказал, решай сама. Но когда Ленка была на пятом месяце я потерял работу, и от горе стал пить, жена снова вышла на работу, нелегально, в каком цехе по производству пельменей. Оттуда опять со схватками в роддом. Родилась Катя больная ДЦП. Я как-то смог взять себя в руки, винил, что это из-за меня, хотя мама говорила из-за дурной Ленкиной наследственности. Я работал, но тянуть их троих было тяжело. Жена не могла работать, дочку надо было возить по врачам и санаториям, чтобы не упустить тот возраст, когда максимуму можно восстановить ребенка. По ночам Катя просыпалась по нескольку раз, хоть это было не часто. Но я стал просить сдать ребенка навсегда, куда все разумные люди сдают. Ленка заплакала и сказала ни за что, ведь она сама детдомовская. И я сдался, я устал.
Я почти собрал все вещи, вчера нас развели официально, но я жил в её доме всё это время, если честно потому что до работы было близко. А теперь не имея законного право здесь находится я уходил. Мне было не жаль 33 процента алиментов, моя зарплата все равно была серая, но сам факт, что я буду платить алименты, грел душу словно индульгенция. Правда, в этот момент вовсе не хотелось думать, как они будут жить втроем на три тысячи, ведь это хватить только на коммунальные платежи.
А Ленка видимо всё посчитала, и тупо смотрела в пол. Когда я был у двери, она все-таки не утерпела и кинула прощальную фразу:
— От тебя мертвого больше будут выплаты детям, чем от живого копеечные алименты.
— Ты ещё помолись об этом.
Съязвил я на прощание. Шел мелкий моросящий дождик, два чемодана были все-таки тяжелыми, и я остановил первое такси. Сумки таксист сложил в багаж, а я сел сзади, до мамы ехать было далеко, хотелось немного вздремнуть. В конторе я взял отпуск, так что было ещё время найти квартиру поближе к работе. Мы ехали молча, я пытался забыться, и уснуть, но в голову лезли всякие ненужные мысли. Что скоро Кате надо будет греть кашу, а Ваня не любить футбол, и этого его удручает, ведь все в его классе любят этот спорт, таксист какой-то подозрительно знакомый, но никак вспомнить не могу. На работе аврал, хорошо, что во время сбежал, ну кулер там ужасно заедает, может его починять к моему возвращению. Пока я думал обо всём, такси остановилось. И без всякого спроса водитель взял ещё одного пассажира, тот сел спереди. Высокий длинный дядька, с какой кривизной в шее. Я не хотел возмущаться, и попытался снова уснуть. И опять дурацкие мысли полезли в голову. И через двадцать минут таксист остановился и подобрал двух бабушек, те мило щебетали между собой и со всеми своими ужимками были похожи на маленьких девочек, которые впервые пошли на первое свидание. Они болтали не громко, но меня это всё стала раздражать. Я снял солнцезащитные очки и посмотрел в окно, мы приближались к моему району. Это меня успокоила. Я стал вглядываться в салон машины, что-то знакомое было в нём. Это была старая, но добротная машина, видимо раритет, и весь дизайн салона словно подчеркивал это. Отчего у меня возникла мысль, что я здесь когда — то был Впереди сидящий мужик мне совсем не понравился, и я почему-то не слышал, его голоса, да и старушки сели, не обращаясь к водителю, словно он и так знает куда им ехать. Я немного наклонился вперед, и замер. У впереди сидящего с шеи свисала веревка. Он вдруг повернулся ко мне и я едва не закричал от ужаса. Его красные глаза были выпучены, а из открытого рта свисал толстый безобразный язык. В этот момент одна из бабуль схватила меня своей ледяной рукой и ласкова прощебетала беззубым ртом:
— Ой, не смотри на него внучок, дурной он, висельник.
Я оторопел, рука старухи была такой ледяной. Я посмотрел в переднее зеркало и увидел глаза водителя. Это был мой отец, мы ехали на той машине, в которой он разбился, когда я ещё учился в школе. Я всё понял. Проезжая мимо своего дома я увидел такси, в которое врезался мой сосед. Среди осколков разбитой машины на асфальте валялись мои именные часы.
Отец включил классическую музыку, и тихо проговорил:
— Так будет лучше сынок, для моих внуков и для тебя, пока ты ещё совсем окончательно не сгнил душой на этой земле. А то после за тобой уже не папка придёт, а другие. Так будет лучше.
Автор Галинадар

Источник