Детство моё пришлось на семидесятые, и поэтому в моей памяти навсегда останется прабабушка, творящая свою ежедневную молитву перед староверческой иконой

 

Детство моё пришлось на семидесятые, и поэтому в моей памяти навсегда останется прабабушка, творящая свою ежедневную молитву перед староверческой иконой Прабабушка была совсем безграмотной, но

Прабабушка была совсем безграмотной, но глубоко верующей. И молитвы её были просты и бесхитростны: «Боже, даруй здоровья и хлеба моим детям, внукам и правнукам и всем человекам и тварям твоим». И другая молитва, глубоко врезавшаяся мне в память: «Господи, если дочка и сынок мои живы, даруй им здоровья и всяких благ, если же ненавистный тать извёл их, дай им покой вечный и хоть горсть земли с тех мест, где сложили они косточки свои». Позже я поняла, что так молилась она о детях своих, пропавших без вести в той страшной мясорубке, которую называем мы Второй мировой.Ещё чётко помню злую бабку Клаву, ныне уже покойную. Однажды зашла она к нам, не помню уж по какому поводу. Говорили они о чём-то с моей бабулей. Я играла. Не помню, о чём между ними шла речь. Но вдруг бабка Клава вскочила, да как зашипит: «Знаем мы, зачем твоя дочка и все эти про***ди на войну пошли! За мужиками они пошли, е-ться вволю! А пока она ноги-то в окопе раздвигала, немец её и прибил!» Я не поняла тогда смысла этой фразы по малолетству, как не поняла и того, почему моя бабуля встала, сжала руки в кулаки, а лицо её сделалось совсем серым и неживым, как замёрзшая грязь в ноябре. Помню только, что она сказала не своим голосом: «Не погань моё дитя, змея». Я испугалась, подбежала и вцепилась в бабушкин передник, а злая бабка выкатилась вон, с силой хлопнув дверью.
Помню так же очень хорошо 78-ой год. И как однажды утром я проснулась, а мои прабабушка, бабушка и мама уже вовсю хлопотали на кухне: мыли, убирали. Я была наряжена в красивое платье в «зелёный горох». А позже к нам заявились гости: красивый седой дед с тросточкой и мужчина помоложе. Все пили чай и разговаривали за столом. Прабабушка почему-то плакала, седой старик тоже вытирал глаза. Помню только, что он говорил, как враг кого-то бил нещадно и всё горело. А какая-то маленькая «пичужка» ростом со столбик заборный тащила его куда-то и лепетала: «Держись, братушка, уже скоро. Только держись. Мы дойдём. У меня тоже братушка воюет, такой же здоровенный, как ты». Дальше он, после ранения, пичужки той больше не видел. Потом помню, что седой старик посадил меня к себе на колени и сказал, что я очень на Галчонка похожа, такая же шустрая и глазастая. Запомнила ещё, как старик поклонился моей прабабушке и сказал: «МАТЬ, спасибо тебе за дочь». А прабабушка опять плакала и спрашивала, не встретил ли он на войне и сыночка её Маслодудова Илью Евдокимовича. Но дед его не встречал.
А когда я уже стала взрослой, и прабабушка давно закончила свой земной путь, я очень хотела найти пропавших без вести её детей: Маслодудова Илью Евдокимовича и Маслодудову Галину Евдокимовну — Галчонка. Найти не только в память о прабабушке, но и потому, что, будучи взрослой, я уже осознавала, как и за что они воевали и пропали без вести. Поиски были трудными и долгими, да и по сей день не закончились. Кто искал или ищет, тот меня поймёт. Были запросы, стандартные ответы: «Такие-то пропали без вести». Так это мы и без них знали. Позже я выяснила, что по чьему-то сволочному указу все призывные и архивные документы на рядовой и сержантский состав были уничтожены в 53-54 годах. Остались только те немногие крохи, что были переписаны добросовестно и не очень из призывных карточек в куцые записи призывных книг.
О дедушке я узнала только год призыва и то, что был он миномётчиком. О бабушке чуть больше: где проходила курсы медсестёр. Да ещё помнила, как тот седой ветеран сказал нам, что бабушка вытащила его из-под огня подо Ржевом, где-то возле деревни со смешным названием Толстиково. Это была вся информация, которой мы владели. И решила я, что хоть просто должна побывать на месте, где погибла моя бабушка и привезти горсть ржевской земли, чтобы положить на могилу её матери, моей прабабушки. Ехала летом с палаткой, братом и тогда ещё маленькой дочерью. Хотела показать ей, где погибла её прапрабабушка и рассказать о ней то немногое, что помнила из рассказов старших. Она ведь на фронт восемнадцатилетней ушла.
Разбили палатку недалеко от деревни, чтоб хоть яйца и молоко купить было можно. На второй день после приезда решили прогуляться. Прогулка получилась долгой, километров на 12 от палатки ушагали. Дочь ехала на плечах у моего брата, так что совсем не устала. А поэтому не ныла, что устала, напротив, всё разглядывала, а увиденное комментировала. Присели отдохнуть и перекусить бутербродами. Вокруг полянки, на которой мы отдыхали, лес. Тишина. Вечереет. Последние, ещё не уснувшие птицы, щебечут. Дочка жуёт бутерброд и заодно срывает цветы на букет маме и дяде. Вдруг позади себя слышим заливистый женский смех. Да близко так. Мы перестали жевать и обернулись. А девушка всё продолжала звонко и задорно хохотать. Будто услышала или увидела что-то весёлое и смешное, расхохоталась и остановиться никак не может. Затихнет на секунду и снова расхохочется. Мы тоже непроизвольно заулыбались: «Эк её, сердешную, разбирает!»
Снова принялись за бутерброды, девушка перестала смеяться и снова только цвириньканье птиц. Только дочка бутерброд свой мне принесла, цветы бросила, прижалась ко мне и смотрит внимательно так в ту сторону, откуда только что задорный девичий смех слышался. Мы ей: «Валера, ты чего Просто тётя смеялась, весело ей было. Ешь давай, да до палатки уже пойдём. Темнеет, спать пора». А доча ни слова в ответ, только крепче ко мне прижалась, да глаз от леса оторвать не может. Мы с братом дожевали бутерброды, запили молоком и встали уже, собираясь в обратный путь. Вдруг из леса, с той стороны, откуда пять минут назад слышался девичий смех, раздался пронзительный резкий короткий девичий крик. У меня всё внутри опустилось. Девушка закричала снова. Крик опять прервался. Мой брат отстегнул от ремня армейский нож — он военный у нас. Вдруг девушка крикнула: «Сююююдддааа». Крик снова оборвался. Дочь моя плакала, я подхватила её на руки, а брат уже бежал в направлении кричащей девушки. Перед тем, как побежать на крик, он бросил мне: «Стой с Леруськой здесь». Но оставаться на этой поляне в сумерках, да ещё при таких странных обстоятельствах мне было страшно. Вдруг те, кто напал на девушку, уже здесь, а у меня пятилетняя дочь! И, подхватив Леруню на руки, я побежала вслед за братом.
Бежим, еле поспеваем, больше на звук ориентируемся. Так как брат у меня верзила, 195 ростом, а я метр с кепкой, да ещё и дочь на руках, брата уже из виду потеряла, бегу на хруст веток. Вдруг дочь показывает пальцем вперёд: «Мам, вон тётя стоит, она кричала». Я притормозила на секунду, но никакой тёти не увидела, брата тоже не видно. Слышно только, как он справа в кустарнике возится. А может и не он вовсе. А тут Леруня выдаёт: «Мам, пойдём к тёте, вон она под деревом стоит, ей уже не страшно. Пойдём». И тянет меня за руку к дереву, под которым лично я никакой тёти не вижу. И вообще никого там нет!
Тут я ору благим матом: «Слааавааа, иди к нам, мне страшно!» Из кустарника выбегает братишка, говорит, что никого не нашел. И кто кричал, непонятно. Начинает звать: «Эй, кто здесь Кто кричал Отзовись!» Но в ответ ничего, даже и птиц не слышно. А ребёнок мой между тем уже уселся под деревцом, где якобы стояла тётя. Сидит доча моя и внимательно землю рассматривает. Я говорю брату, чтоб хватал ребёнка и мы возвращаемся. Идём к Леруське. И вдруг видим, от земли такой дымок сине-сизый поднимается. Ребёнок внимательно смотрит на него, мы тоже. Брат взял её на руки, а я осмотрела землю на предмет тлеющих предметов и окурков. Вокруг дерева в районе полутора метров ничего. Но дымок из земли всё поднимается, даже в наступивших сумерках видно. Вдруг ребёнок выдаёт фразу, которую я запомню на всю оставшуюся жизнь, да и она этот случай хорошо помнит: «Смотрите, там солдаты в земле курят».
Шок полный. Я на берёзе свой шнурок привязала, чтоб завтра вернуться и посветлу ещё раз всё осмотреть. Мы шли и по дороге гадали, что бы всё это могло значить, и куда девушка кричавшая делась А вдруг с ней случилось что-то страшное, а мы не смогли ей помочь. В общем, добравшись до палатки, ребёнок уснул сразу же, а мы с братом только под утро.
Проснулись тоже рано, стали собирать поесть, чтобы вернуться к тому дереву. Вдруг ребёнок выдаёт: «А я тётю ту во сне видела». Мы с братом так и сели. Все трое мы видели почти один и тот же сон, с небольшими вариациями. Видели девушку (тётю) под деревом. Она держала в руке мой шнурок и улыбалась. Сказала она всем одно и то же: «Я — Галя, Галчонок». Нужно ли говорить, что мы были в полной уверенности, что это именно та Галя, которую мы искали Мы побросали вещи в машину и «дунули» в область. Брат сказал, что самим копать опасно, могут быть неразорвавшиеся снаряды. Не буду затягивать. Под тем деревом при помощи властей и пары военных (как они только поверили в наш рассказ, не знаю. Но никто не подумал, что у нас групповые глюки), выкопали женский скелет. Без документов. Может они и были, да истлели, не знаю. Но мы знаем точно, это она — Галина, Галчонок, Маслодудова Галина Евдокимовна. Наша бабушка, которую мы никогда не видели, и которая навечно останется моложе своих внуков и правнуков.
Вечная Слава тем, кто воевал и вернулся, Вечная Память тем, кто погиб или пропал без вести. Низкий поклон всем МАТЕРЯМ, ждавшим и дождавшимся или не дождавшимся своих сыночков и дочек.
А теперь просьба к копателям и некопателям, белым и черным, да и ко всем, кто читает нашу историю — бабушку мы нашли, а вот с поисками деда такого чуда не произошло. И, если кому-то и где-то встретились документы или могила Маслодудова Ильи Евдокимовича, напишите. Спасибо всем.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *