Смерть на колёсах 

 

Есть у меня друг. Назовем, скажем, Валерой. Славный парень, надежный, ответственный, не жмот, последнюю рубаху отдаст. Но водится за ним одна странность — он никогда никого не подвозит на своей машине. Даже если очень надо. Что другое — пожалуйста! Приютит, накормит, напоит, выслушает, денег даст на такси. Но сам никого никогда не подвозит. И даже если с семьей куда-нибудь едет — за рулём всегда жена. 
Если знакомые его просили, он всегда отшучивался: «Вот на барбухайке (он работал водителем на Скорой) — не вопрос! Куда угодно!». 

Друзья к его странности давно привыкли. Женщины полагали, что всё дело в ревности его жены. Смешно, по-моему. К кому могла ревновать зеленоглазая красавица Марина с осанкой королевы и пятым размером бюста, работавшая акушером в одном из столичных роддомов Мужская же часть компании объяснений не искала: почти все были из медицинской среды, у каждого — свои суеверия, приметы, поэтому странность Валеры они воспринимали как должное. 

Я тоже долгое время вопросов не задавала. Но как-то раз, что называется, «сошлись звёзды», был выходной день, собрались тесным кругом, пожарили во дворе на мангале шашлыки, потом поднялись в квартиру. На кухне пели под гитару — Визбора, Высоцкого и своё, с уклоном в медицинскую тематику. В комнате велись неспешные беседы, а мы с Валерой оказались на балконе. Разговор был то, что называется, задушевный, с откровенностями, но не пьяный. И вот, сочтя, что лучшего момента не представится, я спросила: 
— Валер, а почему ты никогда на машине своей никого не возишь 
Он посмотрел на меня оценивающе, словно прикидывал: стоит мне открыть тайну или нет. Но недолго — секунд пять. 
— Хочешь узнать Только учти, ответ будет странный. 
Я кивнула. 
— Я хочу, чтобы ты была готова поверить! Никаких «да ладно!», «не заливай!». 
— Обещаю не сомневаться. 
— И никому не говори! 
— Могила! 
Он помолчал, собираясь с мыслями. 
— Когда я веду машину, я постоянно сбиваю собак. 
— В каком смысле 
— В прямом. Насмерть. Не нарочно, конечно. Они словно сами бросаются под колеса. Выскакивают на дорогу неожиданно прямо перед машиной так, что ни затормозить, ни увернуться. Или вообще появляются непонятно откуда. 
Я поверила. Ну не может человек врать — так! 
— Сколько я их сбил — вспомнить страшно. Если за пределы города выезжаю — обязательно хоть одна да попадется. В городе реже. Словно я их притягиваю! Только ты обещала никому не говорить! 

Я сперва не поняла — к чему такая таинственность. Но потом вспомнила своего другого знакомого, с которым жена едва не развелась — потому только, что он сбил дворняжку, выскочившую на дорогу прямо перед его машиной. Мужчина больше месяца доказывал своей благоверной, что если бы он смог затормозить или увернуться в потоке машин даже на небольшой скорости — они бы разбились. Поверила она ему только после того, как он привел ей сотрудника ДПС, который смог подтвердить его слова. Причем среди общих знакомых большинство было на стороне жены и «бедной собачки». 

Но я знала Валеру давно, и к животным он всегда относился по-доброму. Он был из тех, кого называют кошатниками. На станции Скорой Помощи здоровенный серый кот по прозвищу Начмед, живший при гараже и получавший свой паёк от сердобольных диспетчеров, щедрых фельдшеров и врачей, признавал только Валеру: давался ему в руки и позволял делать себе ежегодные прививки и обрабатывать порванные в драках уши и бока. Дома у Валеры мирно жили два усатых-полосатых: кошка Сошка и кот Атас, подобранные когда-то, вылеченные и прижившиеся. К собакам он относился спокойно, дружелюбно. И вдруг — такое. 

— Может, это с машиной связано 
— Типа, как у Стивена Кинга Дух вселился Нет. Эта же ласточка — у меня третья. С первыми двумя всё в точности так же было. Причем, когда за руль барбухайки сажусь — всё нормально! А за родной баранкой — прямо беда. 
— А Марина знает 
— Знает. Слава Богу — понимает. Поэтому если едем вместе куда-нибудь — почти всегда за рулём она. 
— Слушай, может тебе к какой-нибудь такой старушке сходить — спросила я, когда шок от услышанного немного прошел. Валера только отмахнулся. 
— Да ходил я… Может, конечно, старушка оказалась липовой, только зря проездил — не то, что не помогла, но и в проблему вникнуть не попыталась. 
Я пожала плечами — ну что тут еще посоветуешь 
На этом разговор и увял. Сперва я думала о нем всё время, потом стала забывать и вспоминала только тогда, когда видела Валерину машину с алюминиевым мятым бампером. Прошел почти год… 

Под вечер пятницы меня угораздило получить травму руки. Терзаясь от острой боли и с ужасом глядя на увеличивающийся отёк, я рванула в «травму». Пожилой доктор осмотрел моё «брёвнышко» и выписал назначение: холод, неподвижность, обезболивание, «в понедельник — на рентген». 
— А почему не сегодня — проскулила я. 
— Аппарат сломан, — развел руками травматолог. 
Я, сама не будучи медиком, была «своей» для городской медицинской тусовки и многое о положении дел городского здравоохранения знала из первых рук. Например, про местную достопримечательность — рентгеновский аппарат. Он был старый, немецкий, но снимки выдавал прекрасные. Правда, уж если ломался — то ломался капитально. 

Баюкая больную руку, я вышла во двор и увидела Валеру (травмпункт у нас в одном здании со станцией СП). Он был «в гражданском», значит не на дежурстве. Разговорились. 
— Может, мне до ЦРБ прокатиться — посоветовалась я. Больше раздобыть рентгеновский снимок (даже за деньги) вечером пятницы мне было негде. 
— Там сегодня Е. дежурит, — покачал головой Валера. Про Е. я знала — пожилой хирург, склочный, хамоватый и подловатый. Чтобы попасть на рентген в его дежурство, нужно было, как минимум, переломать себе все конечности и прибыть на Скорой. Я сникла. 

Валера помялся и предложил: 
— А давай я тебя в Л. отвезу (Л. — такой же невеликий город, как тот, в котором я жила). Дорога не долгая, знакомые в «травме» у меня есть… 

Это было очень неожиданное предложение, и я согласилась. 
Дорогу помню плохо — рука болела всё сильнее. Но, кажется, доехали без происшествий. Перед выездом Валера сделал один звонок, и в травматологии нас уже ждали с распростертыми объятиями. К счастью, переломов рентген не показал. Только очень сильный отёк с разрывом связок. Приветливый врач (им оказался амбал с широченными плечами) сделал мне «укольчик», от которого боль стала затихать, как по волшебству, и кое-что добавил в рекомендации от себя для скорейшего выздоровления. 

На обратном пути я не то, чтобы задремала, скорее — расслабилась, прислушиваясь к легкой боли в руке. Поэтому удар, визг тормозов и занос стали для меня сильной неожиданностью. Я дернулась. Мы встали. Валера посмотрел на меня. Вышли из машины мы вместе. 

Позади машины была видна дорожка крови и холмик темной шерсти на асфальте. Он уже не двигался. Мы подошли. У Валеры вид был несчастный и угрюмый, он искоса поглядывал на меня. 

 

Это была некрупная дворняжка, бродячая, неухоженная, с грязной лохматой шерстью. Мой водитель надел резиновые перчатки и оттащил ее труп в кусты. Потом осмотрел машину. 

Настроение испортилось, рука сразу дала о себе знать. Я ехала молча, разглядывая однообразную дорогу в лобовое стекло. Спускались легкие сумерки, но до темноты было еще далеко. 

Следующая собака буквально появилась перед нами ниоткуда. Словно она была картонной и ее кто-то поднял на ниточках перед нашей машиной. Прямо в нескольких метрах. Она стояла боком. Я успела заметить светлую шерсть и красноватый отблеск от фар в глазах, так как голова животного была повернута в нашу сторону. Удар, визг тормозов, разворот, остановка. 
Мы снова вышли и снова Валера, надев перчатки, оттащил изуродованный труп в кусты. На его месте осталось тёмное пятно. Я старалась на смотреть на его действия — было тошно. 

— Поначалу я прикапывать пытался, — словно оправдываясь, произнес он, заводя машину. — Потом перестал — ни сил, ни времени. 

Мы почти доехали до города, когда под колеса нам бросилась третья собака. Это случилось возле остановки, там, где заканчивается забор стройки. Там была целая стая бездомных псов: они сидели, лежали и совершенно не обращали внимания на проезжающие машины. Но только когда мы почти поравнялись с ними — одна неожиданно скакнула нам наперерез. Валера просто переехал ее, останавливаться не стал. 

— Сожрут! — кивнул он мрачно. Я не совсем поняла, к кому это относилось — к нам (сожрут, если остановимся и выйдем из машины) или к трупу собаки, валявшемуся поперек дороги. Но переспрашивать не стала. Настроение было поганейшее. Поблагодарив кое-как друга за помощь, я поспешила домой. 

После этой поездки — как-то так вышло — мы с Валерой почти не общались. Если встречались в общих компаниях, то задушевных разговоров уже не вели — не складывалось. А через полгода он пропал. 

Так вышло, что его жена была в областном центре на дежурстве, а когда вернулась — не нашла ни Валеру, ни его машину. Позвонила на сотовый — абонент недоступен. Стала вспоминать — делился ли он с ней какими-нибудь планами Вроде бы говорил, что собирался поехать в тот день на дачу — что-то привезти. 

Марина сразу же подняла всех на ноги. Наравне с полицейскими, Валеру искали его друзья и знакомые — добровольцы. Я тоже помогала искать — была координатором. Больше всего на свете боялась услышать, что его нашли мертвым. 
Но его нашли живым. 
И довольно быстро — в первый же день поисков. 
Его машина перевернулась и угодила в глубокую придорожную канаву. Машина некрупная, с дороги ее не было заметно — если специально не искать. Двери заклинило, сотовый разбился. Ни выбраться, ни на помощь позвать. 

Валера отделался легко — переломы ребер, ног, одной руки, воспаление легких (ночь провел в неотапливаемой машине). 

Я побывала на месте аварии — после того, как Валеру увезли в больницу на родной «барбухайке», когда подогнали эвакуатор. К поломанным кустам вели чёткие полосы торможения. И поверх одной из этих полос, уже порядком раскатанный проезжавшими машинами — холмик грязной шерсти.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *