Хмарь

 

Хмарь Синевато-зелёное лицо Макса обернулось ко мне. Щупальца гладили календарь. – Ты двигал день – Я думал, ты подвинул… – Наверное… – Он скрипнул зубами. – Остался месяц. Я блаженно растянулся

Синевато-зелёное лицо Макса обернулось ко мне. Щупальца гладили календарь.
– Ты двигал день
– Я думал, ты подвинул…
– Наверное… – Он скрипнул зубами. – Остался месяц.

Я блаженно растянулся на спальнике, привалившись затылком к прохладной земляной стене. Снаружи было паршиво. Августовская жара плыла над лесом, вливалась в лёгкие волной прелой духоты. Душно было в разжиженном мозгу, чесалось под кожей. Скоро должно пройти – мы только что закинулись по новой и разлеглись на спальниках с бутылкой виски. Фонарь мерцал, истекая ангелами на устеленный лапником пол.

Горка чёрных пакетиков с дурью в углу землянки уже поднялась выше стола. Осенью она должна упереться в потолок. Расходников мы взяли с запасом, посуда у нас высшего качества. Расчёт на пару центнеров продукта. Осталось лишь дожить до сентября.

Консервы, крупа, виски, курево – этого всего нам хватит. Время течёт быстрее и легче, когда в мозгу хмарь. О прошлом не думаешь, о будущем… пока что тоже. Я вздохнул.
– Надеюсь, они не выследят нас.
– Кто

Макс прижался щекой к перегонной колбе, погладил её. Его глаза блаженно закатились. Да, ворованное оборудование нам послужило на славу. Жалко будет его тут бросать, но не везти же обратно в город…
Хрустальная слеза сорвалась со стеклянного бока, распласталась по земле серебристым паучком, шмыгнула Максу в ботинок. Я любовался переливами цветов на лабораторной посуде и мягким пластилиновым лицом напарника. Знал, что всё это глюк, и оттого испытывал двойной восторг. Он не прекращался с тех пор, как мы в начале лета въехали в эту тайную землянку с нарколабораторией.
– Гм… И правда, кто…

Хмарь… Не помню, кто из нас придумал название новой дури. Ты закидываешься – и мир вокруг тебя становится словно ненастоящим. Его затягивает хмарью – не той осенней серостью, что выжимает душу, как старую тряпку – а мягким зыбким туманом. Мозг работает с утроенной скоростью, тело становится подвижным и послушным, только реальность размягчается и переливается оттенками и гранями. Принимаешь хмарь – и глядишь на мир словно сквозь мутное стекло, только видишь гораздо больше. И полностью себя контролируешь.

Платить приходится за всё. Эта дрянь почти мгновенно вызывает привыкание. Растёт толерантность – взвинчиваем дозу. К концу августа мы уже не выплываем из наркотического тумана, несущего покой. Но полностью себя контролируем.
– Дим… – протянул он, взболтав бутылку виски.
– А

Золотистые капли брызнули из горлышка, медленно оседая и сверкая в свете фонаря. Я почувствовал жгучую влагу на лице. Перевёл взгляд на бутылку – она была закрыта.
– В этом ненастоящем мире всё не то, чем кажется… – он засмеялся, качая головой под неслышный мотив.

Я отобрал у него бутылку, глотнул. Потом отвинтил пробку и глотнул по-настоящему.
Так мы и жили. С утра до вечера вели синтез. На полную партию уходило от восьми до десяти часов. Потом фасовка. Потом сполоснуть горло едким виски, дёрнуть ещё хмари и до утра плыть по луне в фантасмагорических снах с блуждающими огнями, блеском алмазных башен, исступленными оргиями и полётами в межзвёздном эфире. Сны стали чище и ярче – они заменили нам жизнь.

А что было раньше..

Помню, как Ирка везла нас на своём фургоне. Нас и посуду. А Макс орал, мол, осторожнее на ухабах. Я глядел на глюки. Как приехали – тоже не помню. Помню запах земли, шорох спальников, звон посуды. Помню, как открывали мясные консервы и виски. Помню, как закинулись хмарью, и потекли цветные, пропахшие едкой химией дни.

***
…Мы отливали в кусты и увидели в траве жёлтые листья. Значит, уже сентябрь.
– Как думаешь, Ирка приедет – буркнул он.
– Она обещала.
– А если её поймали
– Нас бы накрыли.
– А если за ней следят

Я не ответил. Смотрел, как лист обернулся маленькой жёлтой ящеркой. Та деловито суетилась в траве, надела малюсенькую шляпу, взяла маленький чемоданчик и затопала на задних лапах куда-то под куст. Деловая…
– …Если она приедет нас забирать, а за ней хвост А если весь картель уже вырезали! А если… – Макс заправился, схватил меня за плечи и стал трясти. – Если они приедут с ней, заберут товар и завалят нас нахер! Что делать!
– Я ссу тебе на ботинки, – заметил я.

Он отпрыгнул, чертыхаясь. Прошёлся по траве как конькобежец, ёлочкой. Подошёл с фланга. Дикими глазами уставился мне в левое ухо – не знаю, как я это увидел, – заорал:
– Нам кранты! Нас похоронят в этой землянке!

Его тревога передалась и мне. Я нервно зашагал по кругу. Ступал на траву осторожно, чтобы не наступить на гномиков. Мир был ненастоящим, но с глюками я породнился – их было жалко. Макс дрожал и раскачивался на месте. Я вздрогнул.
– А если скажем, что можем ещё наварить
– А!
– Надо ещё найти место…
– Посуду закупить…
– Реактивы, химзу…
– Ты гений! – Макс обнял меня, прыгая на месте. – Дима, мы спасены! Скажем, что можем ещё! Ха, как просто!
– И как мы сразу не подумали, да!

Я смеялся искренне и легко. С облегчением и радостью, стараясь заглушить бешеный стук сердца. Точно мы только что спасли себе жизни. Макс поднял люк и спустился в землянку. Я огляделся, заправил в брюки то, что нужно было заправить ещё пять минут назад, и полез вслед за напарником.

***
Иногда среди ночи я просыпался от страха.
Снилась Ирка, отбрасывающая хвост, точно ящерица. Снилась толпа бандитов в грузовике. Снилось, что я снова на старой работе – сижу на планёрке, и кровь из моего носа капает на отчёт. Снился белоснежный пластик лаборатории химсинтеза. Призраки прошлого, растворившегося в хмари, всплывали в голове, я пытался вспоминать, но мягкий белёсый туман обволакивал и усыплял…

Как оно называлось… а, плевать. Главное, там было достаточно посуды и реактивов. Помню, почему ушёл. Не выдержал ненормированного графика, бумажной волокиты и работы с дураками, играющими в эффективных менеджеров. Смутно помню нервный срыв. Страшный зуд в костях и свой голос будто со стороны.

Когда я уходил, ко мне подошёл Макс с вещами и папкой документов.
– Тебя тоже довели
– Угу.
– Ничего. У меня есть план.

Всплыла смутная картинка. Я знал, что он тоже разругался. Откуда Каким-то образом видел со стороны, как Макс орёт и колотит по столу кулаком. Макс сорвался Или я Почему я был там, на этом собрании Всё в кашу…
Он рассказал мне про землянку. Рассказал, что такое эта хмарь. Угостил меня. Кто-то из нас тогда придумал название… И так легко было глядеть сквозь мутное стекло. Но без неё мы не можем нормально работать. Мозг разжижается, разламывается и крошится на части. Привыкание – подмена естественных веществ в организме искусственными. Организм ленивый, он берёт готовое и отвыкает синтезировать сам. Вот мы и синтезируем… руками.

***
Еда кончалась. Середина сентября давно минула. Холодало. Ирки всё ещё не было.

Я глядел на сорванный со стены календарь, измазанный чем-то бурым. А… мы же ещё делали зарубки. На столешнице чёрточки от ножика рябили в глазах и прыгали с места на место. Попытался их пересчитать, сбился после второй сотни… Мы не могли столько тут прожить, это Макс баловался с ножиком…

Пока он спал, я ушёл за грибами. Промозглый холод, серая осенняя хмарь – не чета мягкому тёплому туману, облепившему разум, – привели меня в чувство. Снова зачесалось что-то под кожей черепа, будто муравьи щекотали лапками волосяные луковицы. Стало проясняться. Вновь всплыли в дряблом мозгу картинки старой жизни.

Знакомство с Максом не помню. Но помню другое.

Я подсел на хмарь гораздо раньше. Вернее, сначала на стимуляторы, чтобы вывозить гору работы. Потом мне предложили новую дурь. Она сработала отлично, но была слишком дорогой. Я сказал продавцам, что могу варить, если мне дадут формулу и процент. Мне дали помещение – ужасного качества посуда и реактивы… Этого было мало.

Макс нашёл меня или я его Где мы познакомились: в картеле или на работе

Он ушёл в отпуск весной: сделал свою землянку, договорился с Иркой из картеля. Потом рассказал мне. Я уже сидел на этой дряни настолько плотно, что перестал удивляться провалам в памяти: что делал на выходных, откуда земля под ногтями… Смутная догадка проскочила в голове, но затонула в затхлом болоте размякшей памяти…
…Грибов я не нашёл. Зато нашёл следы шин.

 

Огляделся, вынул из кармана нож. Я забрёл в глухой лес, где росли только сосны и редкие дубы. Машина не могла просто так здесь проехать. Ближайшая дорога в километре отсюда. И всё же… В серовато-буром хвойном ковре слабо, но всё же виднелись две колеи от колёс тяжёлой машины.

Нас выследили.

Я хотел бежать за Максом, но шагающие по двум полосам чертенята позвали меня за собой, и пришлось идти. Мне не хотелось их обижать, тем более, что в руках у них были маленькие раскалённые вилы.

Ветки гладили меня, подталкивая в спину, мох пружинил, как батут. Спустя пару сотен метров я остановился на краю оврага. На дне оврага неуклюже распластался грузовик Ирки. Он слабо трепыхал колесом, точно умоляя добить его. Краска облезла, ржавые пятна бегали по белому капоту, сплетаясь в затейливую хохлому.

Я спустился. Обошёл грузовик, выбил толстой палкой боковое стекло – они довольно хрупкие, я знал это раньше. Заглянул внутрь. Ничего интересного.
Труп пролежал в машине целое лето. Он давно сгнил, жижа впиталась в сиденье и выветрилась. Запах сухого тлена защекотал ноздри. Ирка никуда не ушла, сидела там, где мы её оставили. Кто – мы Почему оставили..
Я карабкался вверх по оврагу, силясь разглядеть за мутным стеклом реальный мир. Где-то там была правда о моём безумии. Правда о том, что произошло в тот день, когда Ирка везла нас сюда. И как нам спастись, раз уж нас отсюда уже никто не заберёт.

***
– Теперь сюда… На развилке налево… – бурчал Макс, указывая Ирке дорогу. – Потом через поле и в лесок…
– Я обратно-то уеду – кисло бросила она.
– Посмотрим…

Я лежал на заднем сиденье, любуясь плывущими в листве древесными акулами. Несмотря на начало лета, зелень растворялась в ласковой хмари, струившейся мне в глаза вместе с солнечной пылью.
– Значит, пятнадцатого сентября. Поняла
– Ты пятый раз это говоришь.
– Скажу шестой! Пятнадцатое! Ни днём раньше, ни днём позже. Приезжай пустая, ясно!
– Макс, а как мы грузиться будем – лениво приподнялся я.
– Хм, как грузиться..
– Мы приедем с ребятами… – начала Ирка, но Макс схватил её за руку и сжал.

Ирка вскрикнула.
– Так ты расскажешь им Я тебя, суку, одну сюда звал. Чтоб остальные не знали, где мы.
– Да пару человек в помощь возьму!
– …Сказал – осенью вернёмся с полной машиной товара. Так они тебя, паскуды, купили…
– Ладно, буду одна! Сам свои мешки таскай, придурок психованный! – рявкнула она.
– …Значит, ты нас заложишь… Они приедут, убьют нас обоих и заберут товар. Твою мать, я зря тебе доверился.

Ирка вдарила по тормозам и обернулась, чтобы обложить нас последними словами. Но успела лишь открыть рот, когда Макс воткнул ей в горло нож. Я глядел, как кровь течёт по нежной шее, играя металлическим блеском, скользя по плоскости горизонта и срывается каплями вверх… потом пустота. Запахло землёй и мхом. Макс перехватил контроль, мой злобный брат-близнец из одной черепной коробки – порождённый наркотиком заклятый друг.

Мы довели машину до оврага, столкнули вниз. Макс довёл меня до землянки, столкнул в люк. Или меня попросту не было Он один шёл нашими ногами, вытеснив меня куда-то в угол черепа, если там вообще есть углы.

Словно две картинки наложились одна на другую – я точно также вернулся в землянку, неловко упав в люк. Но теперь я был хозяин своего разума и тела. Моя твёрдая рука сжимала тот же нож. Ни один гриб не пострадал – страдали только люди. Да и люди ли они вообще.. Вот у Ирки были зелёные уши и грудь минус второго размера. У Макса хобот вместо носа, и хоботом он лакает виски из блюдечка.

Так вот, во что я превратился. В сине-зелёную кляксу с хоботом. Сверху сыпалась земля, из спальника торчали пакеты с хмарью, с ножа капала кровь грибов… Нет, не капала. Я же ни одного так и не убил…
– Ну давай, умник, – Макс выплыл из сизого дыма. – Вижу тебя, суку гнилую, насквозь. Давай драться.
– Зачем…
– Давай, говорю! Только ножик выбрось!

Он махнул рукой неуловимо, и нож улетел куда-то в угол, во мрак. Чёрт, у нас же одно тело. Напарник шагнул ко мне, шестьсот зубов оскалились, их острота резала глаза. Я отступил к столу с нашей установкой для синтеза, споткнулся.

Макс впечатал меня лицом в столешницу. Тут же охнул и выпустил из рук ворот моей футболки. Я поднял взгляд. Бесценная посуда первого класса точности сверкала и пела хоралы в тёплом свете полуразряженного фонаря. Я вздохнул, прощаясь. Тут же новый удар расквасил мне нос. Он стал надуваться, как воздушный шар, на котором…

Так. Не отвлекаться. Стекло.

Красивое…

Следующий удар подбил глаз. Смотреть на игру оттенков в стекле стало сложнее. Мне удалось собраться. Схватив со стола перегонную колбу, я выдрал её из установки и разбил дно об стол. Макс отшатнулся.
Во мне не было его решимости, его агрессии. Я не проявил её, когда было нужно, чтобы его остановить. Он просто убил Ирку и притащил меня в землянку, накачав дурью. Я остался варить хмарь, пить виски и гнить здесь, в поганом лесу. Но ведь мы этого не заслужили, верно
Такой же, как у меня, осколок колбы оказался у Макса в руке. Но в этот раз я оказался быстрее.

Когда эта стекляшка воткнулась ему в горло, мою шею прошила боль. Я моргнул – увидел, что лежу на полу, колючий грязный лапник щекочет мне щёку. Моргнул ещё раз – стою на месте Макса и гляжу на себя самого… тёплая липкая влага стекает по груди…

Руки отяжелели, накатила слабость. Стекляшка выпала. Я вновь лежал на еловых ветках, и кровь заливала землю. Нашу берлогу с дурью найдут, может быть, через пару лет. А может быть, никогда. А может, археологи четвёртого тысячелетия будут гадать что это за хрень такая. Правду будем знать только мы. В последний миг разломанный на кусочки картинка собралась паззлом.

Эта землянка, под потолок набитая наркотой, стала гробницей для человека, запутавшегося в стальной паутине иллюзий. Он сдался. Сорвался. Проиграл. Сбежал в ненастоящий мир, чтобы найти обходной путь, но нашёл только безумие. И этот человек – Макс.

Я сбежал с ним. Затянул туманом прошлое. Я забыл главное – что у меня его никогда и не было.

Макс придумал меня. Его мозг, расшатанный наркотой, породил здравомыслящее альтер-эго, которое не смогло его спасти. Лишь даровало милосердную смерть

Жертва зависимости. От чужого мнения, от признания, от премий и повышений. От денег. Всю эту цепочку событий запустило его поганое выгорание. Вместо того, чтобы взять внеочередной отпуск, он сел на стимуляторы. Выбрал не тот путь.

И теперь он скалился окровавленными губами, зажимая рану в шее. Глядел в никуда стеклянными глазами с ненавистью и… благодарностью

Слишком далеко зашёл. Слишком много натворил. Слишком сильно выпал из нормы. Его рассудок, жизнь и смерть зависели от одной ошибки. Она породила меня – и погубила нас обоих. И Ирку… Хорошая была девчонка.

Тело слабеет, мутнеет стекло. На глаза наползает сизая хмарь – и скрывает от меня навсегда этот ненастоящий мир.

Группа автора —

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *