Янтарные бусы. Глава 27

 

«Она постучала в дверь и в ответ на стук в глубине дома послышались шаги, дверь отворилась и перед Любой предстал не кто иной, как тот самый мужчина, которого она тогда чуть не сшибла с ног в коридоре больницы, да еще и неудачно «поцеловала» в подбородок своей новой помадой…»

После отъезда комиссии некоторые особенно любопытные нет-нет да и задавали Любе вопрос про Сергея. Видимо, местные сплетни, щедро приукрашенные фантазиями рассказчиц, превратили дружеские прогулки Любы и Сергея в бурный роман. Но вскоре слухи поутихли, потому что появились какие-то новые поводы для пересудов, так что про Любу местные кумушки благополучно позабыли.

А Люба… Люба ощутила такую пустоту после его отъезда. Не сказать, чтобы она сильно привязалась или полюбила Сергея, нет… Просто его присутствие помогало ей позабыть о прошлом, и с какой-то надеждой смотреть в будущее. Ведь сам же Сергей пережил расставание с женой, развод, и разлуку с дочкой. Значит когда-то и Люба забудет всё, что осталось в прошлом.

К началу зимы, когда немного пошли на спад осенние простуды у пациентов и работы стало поменьше, Борисов вернулся к идее расписать сказками детское отделение и позвал в кабинет Любу и старшую медсестру детского отделения Сашу Марченко.

— Ну что, красавицы мои, давайте-ка мы с вами заново обговорим вашу задумку. Я уже туда, — Борисов поднял вверх указательный палец, — Нахвастался, какие у меня инициативные сотрудники есть и что они придумали, так что пора всё воплощать в жизнь. Что скажете, какие есть идеи, где нам взять художника

— У меня есть знакомая, она обещала поспособствовать, — ответила Люба, — Но я пока с нею не связывалась, не до этого было. Так вот у неё есть вроде бы знакомый художник, живущий где-то в наших краях. Если еще живет здесь, конечно, всякое же может быть, вдруг уехал.

— Я могу только как вдохновитель поучаствовать, — усмехнулась Саша, — Ну, и еще как подсобный рабочий – унести, принести краски, кисти помыть. Потому что у меня нет ни одного знакомого художника.

— Ну, давайте попробуем. Люба, свяжись со своими знакомыми, может быть, помогут нам найти кого нужно. А если нет, там и будем думать, что дальше делать.

Получив указания от главврача, девушки вышли в коридор и еще минут пятнадцать обсуждали, что и где в их первоначальной идее нужно изменить, а потом разошлись по своим делам. Люба вернулась в кабинет, закончила немногочисленный на сегодня приём, посмотрела журнал вызовов и обрадовалась, что там нет ни одной записи.

Выглянув в коридор и убедившись, что никто не ожидает приёма, она достала из сумочки свою записную книжку и нашла в ней рабочий номер Маши. От Машиного голоса, радостно зазвеневшего в трубке, на Любу нахлынули приятные воспоминания, запахло морем и показалось, будто где-то зашумел прибой. Девушки наперебой рассказывали друг другу новости о себе и сетовали, что занятость не позволяет им держать связи почаще.

— Так тебе и ехать никуда не придётся, — сообщила Маша, когда Люба спросила у подруги о художнике, — Я же тебе рассказывала, ты что забыла Его Владимир зовут, Владимир Белецкий. Его мама была родом из Богородского, и теперь он живет иногда в доме, доставшемся ему от родителей матери. Я, к сожалению, точный адрес тебе не смогу назвать, сама я у него никогда там не была. Валера с ним водит знакомство и знает его родителей, они росли в одном дворе, вечером я у него спрошу. Вообще-то Белецкий в городе живёт, но насколько я знаю, последний год он в деревне, что-то со здоровьем.

— Я думаю, что в нашем Доме Культуры должны знать его адрес, не такое у нас большое село, а уж приезжего художника, знаменитость, думаю там точно знают!

— Если не найдёшь, то звони мне снова, я попрошу Валеру, он свяжется с родителями Володи и объяснит суть дела. Отыщем вам художника!

Девушки еще поболтали о своих делах, и Люба узнала прекрасную новость, что Маша вернулась из санатория так сказать, не одна, и теперь они ждут прибавления в семье. Маша настойчиво приглашала Любу навестить их в Красногорске, она бы и сама приехала повидать подругу, но уж очень непросто ей даются поездки в теперешнем положении.

Отпросившись вечером чуть пораньше, Люба не стала откладывать дело в долгий ящик и отправилась в Дом Культуры. Можно было, конечно, просто позвонить Геннадию Анатольевичу Фирсову, заведующему Домом Культуры и расспросить его, но Люба хотела еще раз посмотреть работы художника. Всё село уже знало, что второй этаж нового клуба, как называли его в народе, украшен работами Белецкого.

Погода была приятная и тихая, снег медленно опускался на землю, потеплее укрывая её к наступлению настоящих морозов и Люба не могла оторвать взгляд от волшебного снежного танца в свете уличных фонарей. Жалко, что зимой так рано темнеет, думала она, наверное, днём, когда неяркое солнышко пробивается сквозь снежные тучи, вся эта красота переливается и сверкает. Всё же повезло людям, умеющим передать эту красоту, кому дан талант.

Фирсов громко распекал кого-то у себя в кабинете, и это было слышно на весь коридор через приоткрытую дверь. Люба решила подождать окончания разговора, осторожно прикрыла дверь в кабинет, а сама уселась на один из стоящих у стены новеньких стульев.

— Э… вы что же, ко мне – Фирсов вышел из кабинета и с удивлением воззрился на сидящую на стуле девушку, — Так что же не вошли, я же по телефону говорил!

— Здравствуйте, Геннадий Анатольевич, да, я к вам, — Люба поднялась со стула, — А я думала, что у вас уже есть посетитель, потому и не стала стучать.

— Проходите, милая девушка, и не обессудьте – не могу я вашего имени вспомнить, наверное – годы…, — Фирсов потёр лоб рукой, — Я в городе нам новое кинооборудование выбивал, устал, сил нет.

 

— Я к вам по делу, от Борисова. Любовью меня зовут, и вы меня не можете помнить, неудивительно, давненько у нас вы не были. А вот я помню, как вы у нас лечились.

— А, так вы доктор! Приятно, приятно познакомиться, Любаша, уж позвольте старику небольшую слабость так вас называть. И что же привело вас ко мне, что за поручение дал вам мой старинный друг Аркадий Степанович

Люба объяснила всю суть причины её появления, и уже через четверть часа вышла из Дома Культуры с написанным на листочке адресом Владимира Белецкого. Впрочем, в бумажке не было нужды – Люба прекрасно знала и улицу, и дом, названный Фирсовым.

— Только должен вас предупредить, — сказал ей Фирсов, вручая адрес, — Белецкий человек своеобразный… подход к нему нужен. Сложный характер у него, что уж скрывать. Надеюсь, что ваша приветливость и терпение вам помогут. Поверьте, оно того стоит, Владимир — человек очень талантливый. А еще он очень внимательно относится к пожеланиям, не как многие художники – я так вижу, потому творю, что хочу. А Белецкий… ему важно изобразить то, о чём вы сами думаете, когда договариваетесь с ним. Вот, он у нас на входе во второй этаж писал море и парусник. Я себе так и представлял, чтобы пена на волнах, и паруса немного будто мокрые… Пойдёте назад – обратите внимание, всё так и нарисовал! Удивительный человек! Ну, а если не сложится с Белецким, то приходите снова, я попробую договориться с ассоциацией художников. Но это тяжело, сразу вам скажу, почти невозможно. Неохотно на такие заказы они едут, все же творцы… Оформителя трудно найти. Уж я с этим не впервой столкнулся за свою жизнь.

На выходе Люба остановилась возле стены, на которой был изображён парусник… Так и почудился ей плеск волн и крики чаек вдалеке, где виднелся каменистый утёс и маяк. И как плещутся на ветру намокшие от брызг паруса… Да, Фирсов был прав, какой бы скверный нрав не имел художник, талант у него был незаурядный.

Так как Борисов отбыл в командировку, Люба и Саша решили, что к художнику они пойдут вместе, в свой ближайший выходной, чтобы заручиться его согласием, а уже потом, по приезде Борисова из командировки, доложить начальству, что работы можно начинать.

В субботу у Саши был выходной, а Люба как раз сменилась с ночного дежурства и сразу же побежала за Сашей. Тем более, это было как раз по пути к старому дому Самойловых, где теперь и жил их внук Владимир Белецкий.

— Любаша, как хорошо, что ты пришла! – Саша встретила подругу на крыльце, — Слушай, давай в другой раз сходим, у меня Мишутка приболел, всю ночь не спали, температура была высокая. Сейчас вот сбила немного, спит. Горло красное, говорит – глотать больно. Так неловко, подвела я тебя…

— Привет, Саша. Ну что ты, здоровье ребёнка много важнее. Тебе может быть помощь нужна Жаропонижающее есть

— Да, спасибо, всё есть. Сейчас вот приготовлю полоскание, будем лечиться. Давай после обеда к художнику этому сходим, когда мама моя придёт с работы, я её попрошу остаться с Мишкой. А муж только вечером вернётся.

— Не беспокойся ни о чём! – заверила Сашу Люба, — Лечи сына, если вдруг нужна будет помощь, сообщай. А к художнику я сама схожу, что особенного – только поговорить, спросить, может он и не согласится. Так что ты пожалуйста не волнуйся, и сама тоже ляг поспи, пока Миша заснул, вон какие у тебя глаза красные от бессонной ночи.

Поговорив с Сашей, Люба потеплее закуталась в воротник пальто, морозец сегодня крепчал, небо было ясным, значит к ночи похолодает ещё сильнее. Люба не хотела откладывать всё в долгий ящик, и так эта эпопея с детским отделением затянулась уже надолго и всё никак не может воплотиться в жизнь. Поэтому она зашагала к бревенчатому дому, который расположился у старой часовни на краю села, в очень живописном месте у большого пруда. Люба шла по тропинке и невольно залюбовалась открывшимся ей пейзажем, старый пруд замёрз, лёд был чистым и прозрачным, от этого сверкал и переливался на солнце. Окружающие пруд ивы мороз разодел в искристые наряды, и их ветви, покрытые пушистым инеем, свисали до земли и склонялись к пруду.

Картина, достойная кисти художника, подумала Люба и зашагала быстрее. Двор дома номер пятнадцать был расчищен, снег аккуратной горкой лежал у забора, а из печной трубы поднимался дымок, вверх, к небу, предвещая мороз. Оглядевшись, нет ли где собаки, Люба вошла в калитку.

Она постучала в дверь и в ответ на стук в глубине дома послышались шаги, дверь отворилась и перед Любой предстал не кто иной, как тот самый мужчина, которого она тогда чуть не сшибла с ног в коридоре больницы, да еще и неудачно «поцеловала» в подбородок своей новой помадой…

— Здравствуйте, вы ко мне – поинтересовался хозяин дома, чуть поёжившись от холода, забравшегося под накинутую на тонкую рубаху фуфайку, — Чем могу быть полезен

Люба растерялась, она представляла себе художника немного по-другому… наверное, постарше, и непременно с аккуратной бородкой, и тонкими художественными пальцами. Перед ней стоял крепкий мужчина, руки его были руками рабочего, никакой бородки не было и в помине, был он гладко выбрит и коротко, по-армейски пострижен.

— Я… здравствуйте! Простите за неожиданный визит, — начала Люба немного недоверчиво, — Вы – Владимир Белецкий Художник

— А что Не похож – усмехнулся хозяин дома, — Да, я Белецкий. А вас… я, кажется, где-то видел. Давайте-ка пройдём в тепло, не располагает сегодня погода к беседам на свежем воздухе.

Автор: Алёна Берндт

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *