Я недавно прочитала, что для мужика самое страшное, это когда с ним — не та, а та — не с ним.

А, вот, его эта боль заводила.
Именно в этом состоянии полного исступления на пике испепеляющей ревности он отрыгивал, отрывал от себя лучшие свои строки.
Его огромное кровоточащее сердце сочилось самыми нежными и самыми гениальными рифмами, когда он знал и особенно слышал, как она самозабвенно трахалась за стенкой.
Не с ним.
А он ничего не мог сделать и просто выл, обхватив голову руками.
Он орал и кидался на запертую дверь в пустой смежной комнате, где она оставляла его специально… Одного. И запирала двери на ключ. И специально не стеснялась и не сдерживалась в эмоциях, заставляя его слышать всё.
А потом, как поощрение за хороший стих, она подпускала его к себе.

Он был её покорным рабом.
Послушным слугой, по одному её взгляду опрометью бегущим в ресторан, где она только что забыла свою сумочку по рассеянности или нарочно, просто чтобы показать всем, как эта знаменитая талантливая прекрасная Глыба метнётся и принесёт ей, некрасивой, забытую вещь.
— Маяковский! — окрикнет его Кто-то из сидящих тут же дам, когда он одним энергичным рывком сгребёт в охапку её сумку, — и не обидно Вам
— А в любви обиды нету, — просто ответит он.

Лиля Юрьевна Брик (Каган) была абсолютно в духе своего времени: раскрепощённой, открытой, исповедующей свободную любовь и свободный брак.
Она была замужем за Осипом Бриком, в которого влюбилась в 13-летнем возрасте и добивалась его снисхождения в течение 7 лет.
Будучи уже замужем за Осипом, Лиля одновременно имела открытый официальный роман с Владимиром Маяковским. И не только с ним. В их доме часто устраивались творческие суаре, по окончанию которых, Лиля могла уйти и уединиться с кем угодно. Любой мог стать её фаворитом на вечер… На ночь… На час…
Маяковский сделал гравировку на внутренней стороне кольца, которое и преподнёс ей однажды в день её рождения:
ЛЮБЛЮЛЮБЛЮЛЮБЛЮЛЮБЛЮ… Надпись, составленная из начальных букв её имени замыкалась в бесконечное Люблю.
Она заставляла его ревновать, служить, мучаться, терзаться и быть совершенно зависимым от её переменчивого настроения.
— Ты едешь в Париж Прекрасно. Привези мне платье! С таким… Круглым воротом. И машину! Я непременно должна быть в ситцевом платье на машине с открытым верхом!

Она хотела войти в историю, как Муза великого поэта эпохи.
И ей это удалось. Поэму «Про Это» поэт полностью посвятил ей.
— Что он в ней нашёл… — удивлялась Ахматова, — волосы крашеные и наглые глаза на потасканном лице!

Но Маяковский видел что-то ещё.
Она так и не дала ему жениться на другой, хоть он и хотел, когда уже измучился и дошёл до состояния полного внутреннего опустошения.
Эта больная любовь полностью выпотрошила его и выжгла изнутри.
— Я никогда не брошу Осипа, — говорила она Маяковскому на его бесконечные предложения руки и сердца.

Все свои стихи он завещал ей.
Ей, маме, сёстрам и Веронике Полонской — последней, кто ещё видел его живым.

В своей предсмертной записке он так и написал:
«Всем.
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любит…»

Лиля Юрьевна Брик (Каган) дожила до глубокой старости и даже в свои 80 лет все ещё была окружена молодыми любовниками.

Tina Shevtsova

Источник