Болотный шелест

 

Болотный шелест С утра баба Нюра, накрывая на стол, поделилась со мной новостью, будто Вадим Пантелеев, бухгалтер городской который, на болоте сгинул. Якобы за клюквой поперся по пьяному делу и

С утра баба Нюра, накрывая на стол, поделилась со мной новостью, будто Вадим Пантелеев, бухгалтер городской который, на болоте сгинул. Якобы за клюквой поперся по пьяному делу и все, с концами. Только бидон пустой апосля нашли.

Я покивал – дело-то не новое. В Анчутове я останавливался, будучи проездом, не в первый раз, и про местное болото был наслышан. Каждый год кто-то пропадает– то грибник, то охотник, все больше из приезжих. Местные болота опасались – придавали чуть ли не священное значение, даром, что церкви в Анчутове нет. Была когда-то, да пустая стояла, а потом погорела. Дед один местный, навроде как колдун, под водочку любил говорить, что раньше-то так и было — люди болоту молились, дары ему приносили. Давно уж перестали – а оно само, знай, свое берет. Понемногу.

Однако ж и благо тут какое-никакое– больше одного человека за год на болоте сроду не пропадало. Вот что хошь делай – без щупа ходи, с кочки в трясину скачи, все одно выплывешь. Будто помогает кто. Это даже участковый знал и радовался – ему ж спокойней. Один если кто пропал – так можно сразу рапорт писать, что тщательные поиски не принесли успеха, а зато за остальных всяко мороки меньше – то есть если по пьяному делу деревенские не сцепятся да до ножей не дойдет, конечно.

По ягоды и уток бить анчутовские ходили только после того, как хоть кто-нибудь в сей год утопнет. Не сердили болото зазря. Шепчет, мол, оно, шелестит, к себе зовет – есть хочет. Ждали, даже если самый ягодный сезон – пока не угомонилось, нельзя. Дураков нет. Ну, кроме городских, конечно. Оно и понятно – болото богатое, клюкву хоть граблями собирай, уток тьма, грибы растут во какие– подберезовики, подосиновики. У городских-то в анчутовские побасенки веры нет – вот и топнут себе понемногу. Так что удивляться нечему.
Баба Нюра, однако ж, не унималась.

— Это что ж делается-то Третьего дня ж уже Митька-тракторист утоп. Это как так-то

Митьку-тракториста, а точнее, Дмитрия Ефимыча, я неплохо знал. Человек хороший, вот только работой изломанный, ну и водка – она тоже не помогла.
Выпить Дмитрий Ефимыч любил крепко — а как начинал, так уж не мог остановиться. Кричал, песни пел, на тракторе своем лихачил по округе. Поутру находили его абы где – в сарае, под забором, или вовсе на дороге, совсем потерявши облик людской. Выговаривали ему, что совсем он пропащий человек, относили в дом, умывали порой от доброты – что ж делать, один он на свете, позаботиться из родных некому. Тот отлеживался, винился и капли в рот более не брал – то есть это до следующей получки. А тут, вишь ты, на болото его черти понесли. Только и остался поутру на опушке у топи трактор заглохший, а самого Митьки ни следа.
Утоп.

Трактор тоже так и не завелся – видать, нечисть попортила. Чисто из озорства. Думали лошадьми вытянуть, да бросили. Пахать не скоро еще.

 

Баба Нюра, рассказывая, слезу смахнула –Ефимыч был ее симпатия, даром, что запойный и забор ей как-то раз трактором повалил.

Анчутовцы, когда бухгалтер Пантелеев сгинул, заволновались не на шутку. Видано ли дело –всякий год, как положено, один утопец, а тут нате вам. Это что ж теперь, так всякий раз будет А ежели в следующем году, к примеру, троих в топь затянет Так всей деревни не напасешься. А ежели оно и в этом году еще голодное

Дед-колдун заявил, что в том дело, что год нынче високосный – нечисть, мол, по календарю живет, в праздники она куда как сильней – а такой год для нее весь, как праздник, вот и жрет поболе обычного. В следующем году все снова как заведено будет. А может, и нет. Может, болото, оно как власть – датой пользуясь, поборы повышает. А что в прошлые разы такого не было – так поди ты разбери, отчего. Ему возражали – за уши, мол, притянул, а бухгалтер Пантелеев от того сгинул, что коммунист и безбожник – значит, вне людского отношения и в счет не идет, это и болоту понятно. Все же деду поверили – потому что колдун он. Завалящий, знамо дело, горазд только рыбу на клев привораживать да скотину портить, а все ж таки. Ему, может, видней, как оно там. Тот заважничал и стал стращать – вот поглядите еще, пьяницы, вскорости все чертям на корм пойдете. Местные не спорили – а и правда, кто ж его теперь знает. Попритихли.

Так и не узнав, чем кончилось дело, я уехал из Анчутовки в тот же вечер, и только к зиме оказался там вновь. Баба Нюра, довольная, что появился слушатель, поведала мне, как все было.

Митьку-тракториста через два дня возвернул из райцентра в Анчутово участковый – тот словил белую горячку, а все дни до того был в запое, продал цыганам аккумулятор и свечи от трактора, и шлялся неведомо где. Его помяли в сердцах, за то, что почитай неделю сидели по избам, но любя, не насмерть.

Деду-колдуну на ворота приколотили купленный в райцентре срамной календарь – чтоб, значит, жил по нему и не умничал, раз для нечисти это такое первое дело. Дед грозился отыскать шутника и навести порчу, да видать, все было недосуг.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *