Органист

 

Ангел, наклонившись, поднял старого седого кота по имени Бетховен. Он отряхнул со своего лица капли дождя и опять тяжело вздохнул. На прощание посмотрел вслед людям, уносившим органиста и, расправив крылья, взлетел.

Он играл в соборе Святого Петра. Опус Деи. Обычный, маленький человек. Слегка сгорбленный из-за небольшого горба. Дети, когда он шел домой, всегда бежали позади и смеялись над ним, но он не обижался. Он даже не слышал их. Он слышал музыку. МУЗЫКУ…

Высшие сферы говорили с ним. Они пели ему свои мелодии. Они говорили с ним и он… Он отвечал им. Он слышал их, а придя домой. Садился к маленькому столику и писал. Он заполнял нотными знаками страницы. У него не было денег, и поэтому он сам расчерчивал листки, и на них оставались знаки, которые ему посылали небеса, но…

Но он не мог играть то, что слышал, ведь в Опус Деи надо играть только то, что говорят высшие чины церкви. И только тогда, когда он репетировал, он мог отвлечься, и иногда…

Иногда музыка высших сфер заполняла купол огромного собора. И рядом. Рядом не было никого. Никого, чтобы поддержать его и услышать. Но не было никого, чтобы помешать, и это было хорошо.

А единственным слушателем его музыки был его кот. Кот, которого он называл Бетховен. И Бетховен слушал. Он замирал, и его глаза расширялись, будто он не только понимал, но и запоминал.

Каждую ноту, каждое движение. Идя домой, маленький, горбатый органист держал на руках своего Бетховена и улыбался смеющимся над ним детям. Он не обижался. Нет. Он ведь слышал. Он был там. Высоко. Парил. Там, где нет горбатых, убогих калек и нищих. Там, где царит царство высшей справедливости.

Но надо было что-то есть, и он преподавал основы музыки детям богатых вельмож. Чтобы они могли сыграть пару мелодий на приёмах, и богатые дамы восхитились. Это поможет им в жизни. А ему…

Ему, как всегда, заплатят несколько грошей, и он сможет поесть и покормить своего Бетховена. Единственного друга и слушателя. Того, кто слышал всю его музыку и видел его жизнь. Они состарились вместе. И вместе пришли на своё последнее исполнение.

Был осенний вечер и накрапывал дождь. Люди собирались в церковь на вечернюю службу, и запах ладана наполнял всё вокруг. Пальцы органиста дрожали. Он был стар и болен. И горб как-то особенно сильно болел.

Органист нарушил все правила. Он принёс с собой своего старого друга. Своего единственного слушателя. Своего кота.

— Послушай, мой старый друг, — сказал он коту. — Послушай. Послушай последний раз. Я так и не решился за всю свою жизнь. Но сегодня — можно. Сегодня мне уже всё можно.
И его пальцы вдруг стали твёрдыми. Они замерли и взлетели вверх. Будто два голубя. В самую высь. Туда, где нет страданий, и царит вечный покой и радость. Они замерли на одно мгновение. Совершенно незаметное мгновение. Но такое долгое… Как жизнь.

А потом вдруг распрямились и упали. Точно, как падает последнее дыхание. И он заиграл. Но играл он не то, что должен был. Он играл свою лучшую вещь. Сочинённую совсем недавно. А вернее, услышанную. Аве Мария.

И эта музыка была так прекрасна. Она так звучала. Словно ангелы пели. И сидящие люди и священник, облаченный в золотую рясу, замерли.

 

Будто ангелы опустились им на плечи и затворили уста.

А когда органист закончил и ушел, они так и сидели. Молча. И в их глазах было что-то иное. Что-то такое, что они не ожидали увидеть и услышать.

Органиста не стало на следующий день.

— А где же его кот, Бетховен — заволновался сосед.
Он был хорошим другом маленького горбатого органиста и не мог допустить, чтобы кот пропал. Ещё долго хороший человек бегал по двору и искал старого кота. А кот…

Старый седой кот стоял за углом. Он стоял рядом с Ангелом. И они смотрели, как беспокоится и бегает сосед, как выносят из дома тело маленького органиста.

Ангел молчал. Он даже не вздыхал. Только вздрогнул, когда ветер подхватил и понёс по осенним улицам, залитым дождём, все записи органиста.

Потом наклонился к коту и погладил его:

— Ничего, Бетховен. Ничего, — сказал Ангел. — Ничего. Это не важно. Ведь ты всё слышал. Ведь ты всё помнишь. Его музыка не умерла вместе с ним. Такая музыка не умирает. Однажды родившись, она навсегда остаётся с нами, — и Ангел посмотрел вверх, — Там…
— Может, когда-то и люди её услышат. Когда научатся слышать. Слушать и слышать. Ту музыку, что он писал для них. И, может быть, тогда и мы спустимся на землю. И станем рядом с людьми. И будем слушать. А пока…
И Ангел, наклонившись, поднял старого седого кота по имени Бетховен.

Он отряхнул со своего лица капли дождя и опять тяжело вздохнул. На прощание посмотрел вслед людям, уносившим органиста и, расправив крылья, взлетел.

Он летел, пока не прошел дождь и за облаками не вспыхнуло яркое Солнце, и тогда…

Ангел улыбнулся и опять погладил спинку старого кота Бетховена.

И они исчезли.

ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *