Сорок лет Победы

 

Сорок лет Победы Сорокалетие Победы в селе Покровка решили отметить грандиозным народным гулянием на Тихой заимке. Пляски под гармонь, подарки на столбе для молодёжи и прочие забавы.

Сорокалетие Победы в селе Покровка решили отметить грандиозным народным гулянием на Тихой заимке. Пляски под гармонь, подарки на столбе для молодёжи и прочие забавы. Председатель был молод и горяч и хотел сжечь ещё Масленицу, но отговорили — идеологически не верно, да и сельчане не поймут. Не забыли, понятно, и про ветеранов, их было аж пятнадцать. Всем приготовили подарки – велосипеды. Ветераны должны были принять молодое поколение в пионеры, в комсомольцы и поручится за одного кандидата в партию. Сценарий — как по нотам. Душа председателя пела! Столов было наставлено в пять рядов, по десять метров, председатель любил масштабность, иногда он говорил на собраниях – Наш совхоз – это наш Титаник! И я – ваш капитан, и мы все на нем плывем по океану социализма! И я доведу вас до цели, товарищи!!! Райком, райком — вот моё место, там где поглубже – мечтал он. … Ветеранов посадил на почетное место, воздали словами должное, говорили длинно и трогательно, слезу пускали и тостующие и виновники торжества – все еще крепкие старики. А теперь слово нашим ветеранам, сказал председатель. Звякая медалями выступили ветераны, желая мирного неба и доброго здоровья. Ну, а Виктор Ефимыч чего нам пожелает И почему без медалей Все сказали кроме вас. Ефимыч пыхнул трубкой.

— Да уже носить их тяжело, — пробурчал Ефимыч, — да вроде всё сказали…

— Может Виктор Ефимыч знает интересную и весёлую историю про войну Пусть расскажет, – не унимался председатель.

Все как-то притихли, веселых историй еще никто не рассказывал, в основном наоборот. Но Ефимыч не стал спорить, выбил трубку о каблук ялового сапога – да, была веселая…

– Слушаем! Слушаем! Интересная весёлая история нашего конюха! – председатель захлопал в ладоши.

— Служил я в НКВД…

— … как в НКВД – пискнул председатель, — …ты же …вы же… в смысле… конюх… у нас….

— Так вот, служил я в НКВД, и довелось мне стоять в первом круге на Ялтинской конференции, в охране товарища…

-… в смысле.. товарища …,- голос председателя задрожали и он сел на стул.

— Да, товарища Сталина, правильно. Сталин всегда с Власиком тогда ходил, с охраной. А Власик, Николай Сидорыч, когда проходил мимо нас, нет-нет да даст кому-нибудь под дых, проверял так, чтоб всегда на стрёме, значит, были. И вот идут они мимо нас на встречу к американцам с англичанами, мы понятно по струнке, и тут товарищ Сталин говорит, чэго это мы так торопэмся, товарыш Власык, а давай-ка покурим с нашэмы товарищэми. И достаёт, понятно, трубку и коробку «Герцеговины Флор». И напротив меня встал, смотрит. Власик мне башкой мотает сзади Сталина, мол типа терпи, солдат, не вздумай мне тут в обморок ещё упасть. А чего, я стою по стойке смирно, о борще думаю, да на Иосифа Виссарионовича тоже поглядываю.

— О борще – просипел председатель в полной тишине.

— Ну да, и о котлетах, мы уже восемь часов стоим, пожрать бы не мешало.

Стоим значит, молчим, Сталин трубку набивает, усы топорщит, как зовут спрашивает, сержант Березняк! А имя-отчество у тебя эсть Виктор Ефимович! А чэго эта ты, Выктор Эфимовыч, такой криволапый, спрашивает. С детства на конях верхом езжу! отвечаю. Потом взял коробку с оставшимися папиросами и отдал мне, товарэщ Власик, прэвэдитэ патом этого наэздника ко мнэ. Власик проходя мимо меня пригрозил мне так кулаком величиной с гирю, и прошептал, смотри, мол не подведи, а что делать надо, спрашиваю, Власик только плечами пожал, и бросил на ходу — что скажут, то и будешь. Разделили мы эти папиросы между бойцами, а на меня ребятки смотрят, как на смертника, ничо, мол, с каждым могло случится, может ещё увидимся, давай Витёк, не подведи. Докурил я подарок Иосифа Виссарионовича, да тут и охрана прибегает. Где тут сержант Березняк А ну бегом к товарищу Сталину! В общем попал я на обед ко всяческим американским президентам и английским премьерам, во главе с товарищем Сталиным, сидят, значится они, мороженное кушают.

 

— Ты видел американского президента – председатель упал со стула.

— Да вот как тебя, и даже за руку с ним здоровался, — председатель был в полуобмороке.

Вот, говорит, Сталин, этот сержант, вашего коня иноходного и объездит, тут эти президенты — ноу, ноу! и по своему что-то гылгылгыл. Тут переводчица, девчонка ещё совсем и говорит, показывая на меня, если этот солдат продержится в седле полминуты мы спишем долг на сумму и называет какие-то цифры. Ну что, спрашивает товарищ Сталин, сможешь Смогу, говорю, только не понял что надо делать. Вышли мы все на улицу, ну я и спрашиваю у переводчицы, чего делать-то надо, с коня, говорит, не убейся, продержись полминуты. А тебя как зовут, спрашиваю, нашел время, дурак – отвечает. Ну ладно, чего уж, гляжу – коняха стоит, и два здоровых полковника американских держат, и еще десять вокруг стоят, скалятся. Конь красивый, черный – черный, здоровый как комод с антресолями, копытами всю землю вокруг себя вспахал, полканов таскает туда-сюда. Тут ко мне Власик подходит, ну, что, лейтенант Березняк, сможешь товарищ генерал, ошибаетесь, сержант я, нееее, говорит он, либо ты лейтенант, либо ты рядовой на руднике золото моешь, понятно, родненький не подведи. Товарищ Сталин еще свою трубку поставил на кон против этих поганых английских папирос, так что ты уж продержишься на этой дикой коняшке, вздохнул Власик тяжело, и говорит, вот так мне никогда страшно ещё не было, и положил мне на плечо руку, я аж присел. Вот — и дает мне нагайку, вдруг пригодится, американская. Делать нечего, снял я портупею да шинель, подошел к жеребцу, а эти американские полковники, которые его держат, улыбаются во всю пасть и только слышно — есесесес, ну есть, так есть. Подошел я сбоку да как хлестну его плеткой по животу, он аж присел от боли и неожиданности, тут я быстренько хвать его за гриву, намотал на руку, да и запрыгнул на спину. Отпускайте! — кричу, есесес – улыбаются, да залез я! залез! замахнулся на них плеткой, тут до них дошло – выпустили они поводья – ну, понятно – конь в дыбы, но я крепко в гриву вцепился двумя руками — не скинет. Тут он брыкаться стал, и начал я его плеточкой охаживать, да с оттягом, да по глазам ещё, чтоб совсем успокоился, счет времени я вскоре совсем потерял. Упал я с него только через пять минут как сказали, да неудачно так — как раз под копыта – чую хрустнули мои ребрышки – ну а что, имеет права, ему тоже досталось — еле на ногах стоит, бока разбиты от моей плётки, а у меня – сломан нос, ребра и сотрясение. В полной тишине меня отнесли в лазарет, помню какой-то американский военный сказал по-русски – рузски золдат не здаится, а я ему неприличный жест показал и послал, тоже по-русски. Но ему это не перевели. К вечеру ко мне в лазарет приехали Черчилль и Рузвельт, хотели посмотреть на «русского, который не сдаётся», а с ними эта переводчица молоденькая, которая имя мне не говорит. Гылгылгыл, говорит Черчилль, вам было не страшно, переводит молоденькая, нет, говорю скажи, страшно в штыковую идти. Тут американец – гылгыл-гылгылгыл, вы держитесь на коне лучше наших ковбоев, где вы этому научились, ты ему переведи, говорю, что мол пока всех баб в деревни объездишь — научишься. Я такое переводить не буду, говорит, вот расскажу товарищу Власику какую вы похабщину несёте! Да ладно, может мы с тобой так покатаемся, спрашиваю. Покраснела она — хлесь мне по мордам! и выбежала. Тут значится эти два президента и расхохотались – догадливые видать, жмут мне руки – рузгие золдат не стаются – ага, говорю, сволочи вы заморские, не сдаются. Есесесес — и скалятся во весь рот, а Черчилль достал портсигар, где сигары с палец толщиной и – на мне, смоки-смоки, говорит, гуд-гуд. И Рузвельт из кармана часы на цепочке достаёт – и тоже – гуд-гуд! клок-тайм! Змелый рузски, гуд-гуд, говорят и оба хлопают по ребрам, по сломанным, собаки. В общем, через десять дней меня выписали. Я бегом в штаб – а там никого из наших, только начштаба — ну брат, ты даёшь — и вручает мне пакет, а там – погоны лейтенантские, орден Красной Звезды и трубка с запиской «Молодец, солдат. И. Сталин». Показал я записку с трубкой штабным, покивали те бошками, поцокали. Ну чего стоишь, лейтенант, беги в магазин, обмывать орден, звание да подарок! Кругом! Бегом арш!

Виктор Ефимыч раскурил трубку, выпустил дым, достал из кармана потертые часы на цепочке и открыл крышку.

— Пятнадцать ноль-ноль, — и затянулся.

— …а это … те самые… та самая…

— Те, те… та, та…

— …товарищ лейтенант НКВД…

— Майор я уже…. Майор.

— … так а что ж ты…простите… вы… конюхом-то…

— О, брат, это другая история, ещё интересней…

…продолжение следует…

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *