БЕРЛОГА СОЛНЦА

Которую ночь подряд шёл снег. Запорошенные снегом запахи, они так неброски. Только если прикоснуться носом к снегу, можно вдохнуть запах заячьей лапы. Сапог не любил зиму, и приходилось ждать, ждать долго, ведь в Заполярье лето так ненавязчиво. Пёс лежал поперёк грубо струганных досок пола рядом с печью, положив голову на лапы, и смотрел на огонь. Языки пламени отражались в глазах Сапога красными флажками. Зверь боялся приближаться к огню. Когда-то ему, рыжему щенку, искра прожгла шерсть, оставив шрам на правом боку. Сапог вспомнил острую боль от ожога, повернул голову и лизнул шрам.
Человек уже который час пил спирт. Из извилистой трубки в большую стеклянную банку падали капли. Человек жадно наблюдал за движением каждой, а когда мутная жидкость покрывала дно, сливал её в алюминиевую кружку и выпивал залпом. Глаза Человека наливались мутной ненавистью, пальцы острой болью сжимали кожу между собачьих лопаток. «Терпи, я же терплю», — говорил он, продолжая до хруста вжимать собаку в грязный пол. Ненависть, зависть, и боль пахнут едко. А память, память пахнет прошлым, талым снегом, сонными пчёлами, солнечными зайчиками рыжих щенят на белом снегу.
Сапог протиснулся в узкую дверную щель и выбежал на заснеженное крыльцо. Был полдень, время, когда полярная тьма ненадолго отступает. Тогда в полумраке замешкавшейся ночи проявляются силуэты деревьев, очертания домов, но солнце так и не выходит. «Солнце прячется в огромной берлоге, и только весной просыпается», — думал пёс.
Сапог зажмурился, он представил Солнце — огромного, слепящего лучами медведя. Медведи пахнут за версту прелой шерстью, и даже Кнут, самая ничтожная нюхом собака в деревне, знает, где прошёл медведь. А спящее Солнце, чем пахнет оно Сосновой смолой, талой водой Сапог знал, что берлога Солнца в лесу, за речкой, но не решался пересекать вьющуюся заледеневшую границу. Он помнил, как тогда, в прошлом году…все его друзья…, Угорь, Винт, Бычок, Быстрый…
Прошлый год был особенно лютым. Холод вымораживал жизни зайцев, кабанов, лосей, превращая их в ледяные статуи. Обессиленные голодом волки сбивались в шеренги, чтобы навсегда не исчезнуть в царстве белого сна. Сапог помнил заунывный волчий вой на опушке за ручьём и запах, манящий запах течной волчицы. Запах, который парализует волю, лишает страха, бросает вперёд. И он бежал, не чувствуя под собой стёртых лап. Чуть впереди бежал Винт. Сапог помнил, как Винт ворвался в лес, как завыл воем разрываемой в клочья собаки. Сапог успел упёреться передними лапами в наст и затормозить, срывая о ледяную корку подушечки лап. На опушке два волка жадно доедали то, что ещё несколько мгновений назад было его другом. Визг, хриплое рычание умирающих на снегу друзей…. С тех пор Сапог ни разу не пересекал замерзший ручей, но желание переступить через страх гнало его к ледяной границе снова и снова.
Он соскочил с крыльца и уже через десять минут стоял у ледовой тропинки, трещиной прорезавшей белую равнину. Ветер отполировал серебристую поверхность реки. Сапог лизнул лёд, язык не примерз. В этом году мороз не прокалывает насквозь ледяной иглой, не валит на снег, не пережимает холодом горло. Сапог зажмурил глубоко посаженные глаза и внюхался. Там, за опушкой, недавно пробежала белка, а тут, совсем рядом, взлетела куропатка. А волки ушли, ушли за залив, за многие десятки километров. Иначе он бы почувствовал запах стаи, двухлеток, щенят, вожака. Их нет, а значит, можно бежать туда, где спит Солнце. Пёс перескочил через замерзший ручей и бросился в чащу леса. «Оно прячется на маленькой полянке посреди елей, в хрустальном ледяном дворце», – думал Сапог, летя собачьим аллюром.
Он ворвался на поляну, но там пахло лишь спящим медведем. Сапог подошёл к берлоге, разгрёб передними лапами вход и просунул внутрь запорошённую снегом морду. Его не ослепил яркий свет, не опалило жарким огнём лапы, он не увидел порхающих бабочек и стрекоз, не почувствовал тонкий запах цветущих подснежников. Солнца в берлоге не было. Напротив входа лежала куча запревшего меха и звучно сопела. В носу Сапога защекотало от приторного зловония. Он чихнул и вытащил голову из берлоги. «Не сегодня, в следующий раз обязательно найду», – подумал пёс и побежал домой.
Он издали почувствовал, что у Человека-1 гость. Сапог не любил, когда приходил Человек-6. От него пахло злобой и болью, пахло чёрной сажей немытого тела. Лицо Человека-6 было изуродовано, нос сломан, на месте глаза зияла дыра.
Сапог не знал, что Человек-6 не всегда был таким. Что это случилось с ним 3 года назад, когда сёмга шла на нерест вверх по речке. Женщина Косого, так звали Человека-6 в деревне, Овдотья садилась рядом с Сапогом и, растопырив пальцы, гладила его грубой рукой по шерсти, как гребёнкой. Косой не выходил из избы, но его запах пробивался во двор через щели старого дома. Злые пахнут не так, как добрые. Запах невозможно подделать, можно обмануть неискренней улыбкой или словом, но запах… люди не умеют скрывать запахи.
Косой уже неделю пил всухую, не заедая. «Сними юбку и трусы», — приказал он Овдотье. «Зачем»— испуганно спросила женщина. «Не спрашивай, сука, спускай трусы и ползи сюда», — Косого острым клинком буравило желание полакомиться чужой болью. — «Быстро сюда, дрянь!» — заорал он и кинул в Овдотью гранёным стаканом. Женщина закричала от боли: стакан попал ей в лицо. «Визжишь, сучка, чуешь, что недолго тебе осталось», — прошипел сквозь зубы Косой. Он встал, покачиваясь, принёс канат, резким движением скрутил его в петлю и накинул на шею женщины. «Я больше не буду, не надо, мне больно», — в ужасе шептала она. Но Косой не слушал, он просунул кончик каната через балку в потолке и со всей силой пьяного стал тянуть конец вниз. Тело женщины медленно поднялось над полом. Она попыталась ослабить петлю, ледяным кольцом сжимавшую горло, но сознание оставило её, и тело с несуразно наклонённой головой повисло в петле, как кукольный клоун, изуродованный злым мальчишкой. Косой привязал канат к скобе, вбитой в стену, и улыбнулся, плотно сжимая челюсти. Потом сел на стул и принялся допивать спирт.
Спас Овдотью местный участковый Петр, возвращавшийся с дежурства. Проходя мимо избы Косого, он случайно взглянул в окно и увидел подвешенное тело, синее лицо Овдотьи…. Не помня себя, участковый ворвался в избу и, срывая ногти, принялся отвязывать канат от скобы. Тело упало на пол. Он стал нажимать на грудь женщины, вдыхать через рот воздух. «Не трать время на падаль, давай лучше за упокой сучьей души выпьем», – пьяно захихикал Косой. Овдотья пошевелилась и закашляла. Под кроваво-жёлтой вдавленной полосой задвигался кадык. Пётр перевёл взгляд на Косого. «Ну что, доктор, пить будешь» — повторил тот. У участкового задрожали руки, поплыли, перед глазами предметы: грязный стол с пустыми бутылками, тусклая лампа, печка. Он выхватил из-за пояса наган и металлической ручкой стал наносить удары по голове Косого. Тот упал на пол, сдавленно захрипел и потерял сознание. Участковый ещё несколько раз ударил лежащее тело и, пошатываясь, вышел из избы.
Косой выжил, через четыре месяца, с изуродованным лицом и выбитым глазом, его выписали из Петрозаводской больницы, и он вернулся в деревню. Овдотья после случившегося перестала говорить, но осталась с Косым. Когда тот подходил к женщине, она мычала и рукой показывала на скобу, к которой был привязан канат. На шее у неё так и остался ужасающий вдавленный след.
Сапог не знал, что происходило тогда в избе, не видел, как Человек-6 подтягивал конец каната, как, задыхаясь, рычала умирающая женщина. Но прошлое людей выходит через поры их кожи запахами, и пёс долго мялся на крыльце, смотрел на тающие силуэты деревьев, нюхал воздух. Ему не хотелось заходить в дом, он знал, что там Человек-6.
Только когда совсем стемнело, он нерешительно поскреб потрескавшуюся дверь обветшалой избы, стелясь по полу, пробежал к печке и спрятался под лавку. У него не получилось даже помахать из стороны в сторону хвостом, как подобает приличной собаке. Он положил голову на лапы и стал ждать, когда Человек-6 уйдёт.
— Пугливый он у тебя, в рожу, видать, часто кирзой бьёшь, — зло прохрипел Косой.
— Он не всегда пугливый, это он тебя не принимает, боится, — ответил Человек-1 и заглянул под лавку. Сапог отвернулся, он не любил, когда смотрят в глаза.
— И правильно, что боится, никчемный пёс, — ощерился улыбкой Косой. — Волкам скормить или в печь. Помнишь, как в прошлом году Клим с Серёгой Сан Бернара этого, что из города рыбачить приехал, облили соляркой и запалили Большая тварь, а визжала как крыса.
Он помнил, помнил, как горящая собака факелом металась по деревне, а потом упала на траву и визжала, догорая, пронзительно и страшно. Как Хозяин Сан-Бернара сел на корточки перед обугленным телом и завыл глухо, как зверь. С Клима с Серёгой тогда враз слетел хмель, они перестали хохотать и быстро ушли в избу. А городской принёс десантную лопатку и зарыл собаку. Потом зарядил ружьё, медленно направился в сторону избы Клима, резким ударом сапога открыл дверь и, держа двустволку наизготовку — чтобы убить наверняка, вошёл в избу. В избе никого не было. Пока он хоронил собаку, местные увели Клима с Серёгой в соседнюю деревню. Тогда городской принёс канистру, разлил бензин и поджёг избу. Она горела всю ночь как память по заживо сожженному Сан Бернару. Наутро городского разбил инсульт. Его вынесли на носилках и увезли на железнодорожную станцию. Больше он не появлялся в деревне — может, умер, а может, так и остался навсегда прикованным к постели. Клим с Серёжей вернулись в деревню только через месяц и переселились в баню. Они пахли сожжённой собакой, и деревенские псы отказывались ходить с ними на охоту, даже если те для прикорма брали кусочки мяса или колбасы.
— Как крыса, визжала тварь, — смаковал воспоминания Косой. — И эту тоже надо облить соляркой и поджечь. Будет по снегу носиться, искры во все стороны — фейерверк! Никчемный пёс, тупой и трусоватый!
Сапог пристально следил за людьми из-под лавки. Ему было не по себе.
— А ну иди сюда! — позвал Косой Сапога.
Сапог забился под лавку и дрожал.
— Вот видишь, не слушается.
— Собака должна слушаться только хозяина, — возразил Человек-1. — Сапог — умная собака, на мой зов всегда идет.
— Да не пойдёт он, поспорим!!
— На что
— Давай так: если пойдёт, отдам тебе свою двустволку. А если нет — привяжем тупую тварь к стене и будем в неё финку кидать, пока не кончим. — Косой кивнул в сторону дрожащего Сапога.
— По рукам, — Человек-1 знал, что Сапог всегда идёт на зов, всегда выполняет команды. — Ко мне!
Сапог хотел подойти к человеку, виляя хвостом, был готов исполнить любой его приказ. Его лапы привычно дёрнулись, но мышцы первый раз в жизни не двинулись в такт желанию… Шестым собачьим чувством он понял, что уже не найдёт берлоги солнца, не увидит хрустального замка из льда и снега, и ему вдруг стало безразлично всё: и предметы, и запахи, и разговор людей. Он перестал дрожать и бесстрастно наблюдал, как клочками грязной ваты плывут предметы, как запахи настоящего смешиваются с запахами прошлого, унося в никуда. Он не вырывался, когда его верёвками привязывали к лестнице, не почувствовал боли, когда кулак сильно ударил его чуть ниже уха. Он видел, как Человек-6, широко расставив ноги, кинул финку, почувствовал, как кольнуло острой болью, как стало трудно дышать, как липкая тёплая жидкость, пахнущая ржавчиной, потекла по шерсти. Он стал терять сознание, ему мерещился огромный ледяной замок, в хрустале которого запаяно янтарное солнце. Сапог из последних сил царапал передними лапами хрустальную глыбу. Ещё совсем немного, ещё чуть-чуть, и Солнце будет свободным…
В дверь нетерпеливо стучали. Сапог последним усилием уходящих желаний поднял уши, приоткрыл веки. В избу вошёл высокий человек в коротком полушубке, с охотничьим ружьём за плечом.
— Опять пьёте по-чёрному, помрёте ведь, — сказал он и вдруг заметил истекающую кровью распятую собаку:
— За что вы его так!
— Не твоё дело, не прокурор, вали давай отсюда, пока самого не проткнули, — Косой потянулся за финкой.
Послышался глухой удар прикладом. Сапог угасающим зрением увидел, как Человека-6 мешком швырнуло на пол, как он покатился к стене и застыл там с раскинутыми в стороны руками.
— У тебя бинты есть и вода — спросил Большой Человек у Человека-1.
— Вон там, — бессильно махнул тот рукой в сторону кухни.
Большой Человек бережно отвязал истекающую кровью собаку, положил на пол, затянул живот белыми бинтами. Человек-1 сидел за столом, обхватив голову ладонями.
— Это больше не твоя собака. Ты предал его. — Большой Человек взял Сапога на руки.
Полушубок Большого Человека пах солнцем — не тем, зажатым в холодный кусок хрусталя, а живым, тёплым. «Оно пришло из берлоги, само пришло ко мне …», — подумал Сапог и потерял сознание.

Александр Котляр

Источник