«Семья — это то, что заставляет меня иногда уходить, но всё-таки возвращаться. Из типичной спокойной жизни мечтательного человека обратно, в радость. А потом уходить в печаль и возвращаться туда же. Это вроде совсем не то, чем мы должны заниматься, когда сидим и болтаем за одним столом, но так происходит. Летят года.
Может, поедем покатаемся на лыжах Опять нет Почему ты такой безынициативный
Ты подросток, но откуда в тебе столько глупого максимализма
Ты уже здоровый лоб, где твоё стремление делать хоть что-то
Ответы находятся в каждом предыдущем вопросе. И я знаю, всё из-за нас самих, но это не утешает, совсем. Исправить-то всем всё хочется сразу, а если не хочется ничего исправлять, кому-то приходится делать вид, что он всё равно старается. Вот и получается, что почти все кривляются. Хе-хе. В любом случае, я, мой любимый, многоуважаемый, красивый, сначала упитанный, а потом уж очень худощавый мужественный и храбрый я, есть у меня пара вредных советов для тебя. Сначала немного про семью, а потом и про себя. Итак.
Раз: они люди, и ты уже человек. Когда они забывают про первое, напоминай им про второе. Именно так — человек. А человек — это тот, кого не стоит беспричинно обижать.
Два: не думай, будто они всегда виноваты в том, что злятся. Не обижайся на их слова, можешь отвернуться, обидеться, разозлиться, но не доказывай свою правоту, а лучше мягко улыбнись, да и всё. Часто они сами замечают, что переборщили и что злятся без причины, а если нет, ну тогда сами виноваты, ты-то улыбаешься.
Три: иногда говори, что любишь их. Им это нравится, за это они могут ответить взаимностью или дать чего-нибудь взамен, потому что резко подобрели.
Четыре: не взрослей. Это тебя быстро утомит. Если все настаивают, что тебе пора повзрослеть, сделай вид, что ты их понял — сыграй на публику, изобрази на лице принятие глубины их глупой мысли, а сам останься таким же.
Пять: иногда взрослей. Это классный и крайне необходимый тактический приём. Если они говорят, что ты слишком мал, чтобы ночевать у друга, сделай вид, что ты их понял, скорчи серьёзную гримасу и скажи, что уже не маленький. Работает 50/50.
Вот. Вышло, как в считалке: раз-два-три-четыре-пять … ля-ля-ля. А, и последнее, пять с половиной: пожалуйста, знай, семью мы не выбираем, но, если всё-таки нужно добавить или вычесть из неё парочку слагаемых, подумай трижды, а лучше четырежды, а только потом действуй.
Я хочу завершить свои записи чем-то хорошим и почему-то столь досконально известным для всех вокруг, но не для нынешнего меня. Вот, посмотрите, по-моему, вышло несуразно, но красиво:
Счастье.»
Он медленно закрыл дневник, кинул его под кровать и где-то минуты две сидел с явным смущением на лице. А затем поднялся и задумчиво побрёл на кухню.
Сын сел за стол, уставился на меня, а через несколько секунд произнес:
— Пап.
— Что — спросил я, а про себя подумал, что он опять что-то сломал или где-то нашкодил. Но сын не дал мне додумать:
— Я люблю тебя.
Я ласково посмотрел на него и широко улыбнулся.