Треугольное солнце

Когда в межгорье садилось солнце, я провожал его утомленным за день взглядом и, кутаясь в цветное пончо, сладко засыпал под цокот певчих цикад.

Волшебная шкатулка сказочника Ги распахнулась и выпустила на волю янтарных бабочек осени. Это время года приносило в общину хлопоты. Взрослые суетились, приводили в порядок дворы и вычищали амбары. Женщины шили мешки и покрывала для торговых телег, незамужние плели корзины. Считалось, что такое плетение приведет к дому доброго холостого мужчину.

Получив на завтрак по горячей маисовой лепешке, мы с Сантьяго отправлялись к плотине проверять самодельные силки на речных угрей, которых потрошили и умело коптили в сарае его дядюшки Франциска.

Мы бойко торговали их на пыльном пятачке деревенского рынка, получая по три песо за каждого. Полученные монетки складывали в кожаный мешочек, который прятали под сгнившими половыми досками сарая, предусмотрительно заваливая их тряпьем.

Буквально каждый божий день мы с надеждой вглядывались в оседающую дорожною пыль. И когда на горизонте показывались скрипучие разноцветные кибитки, с радостью понимали, что начинается цыганская ярмарка, чудо из чудес.

К этому времени наш мешочек становился весьма увесистым, что сулило нам сахарные свистульки, тыквенные пироги и самые невероятные аттракционы.

Кочевые цыгане приезжали два раза в год, и каждый раз это были совершенно разные люди. Причем приехавшие не знали уехавших и на все вопросы как-то неопределенно пожимали плечами. После ярмарки они торопливо собирали шатры, грузили скарб на телеги и, запустив в вечернее небо последний разноцветный фейерверк, уходили в туманную лощину, и больше мы их не видели никогда. Для всех было тайной, куда и зачем уходят цыгане, но следовать за ними никто не решался. Моя бабушка часто говорила: – Посмотри цыганам вслед, Бенисио, и трижды поцелуй распятье, иначе однажды ты забудешь дорогу домой.

В этот раз они приехали ночью. Лишь только новый табор разбил свой лагерь и цветастые шатры стали вырастать в поле как волшебный батат, община заметно повеселела. Нарядные и пахнущие свежестью люди торопливо спешили на ярмарку, смущенно здороваясь с соседями, которые спешили туда же.

Откопав наш драгоценный мешочек, мы поровну поделили богатства и вихрем понеслись на звуки музыки, взрывы бамбуковых хлопушек и запах копченых кур.

Это было настоящее счастье! Получив за один песо пару сумасшедших предсказаний от золотозубой прорицательницы, мы ели пироги, трогали черного карлика, стреляли из огромных рогаток по подсолнухам, смотрели на акробатов и слушали звуки диковинного инструмента. Четверо мужчин растягивали огромные меха, а две нарядные женщины прыгали по гладким доскам, каждая из которых издавала особенный звук. Здесь была безногая женщина, которая забавно бегала на руках. Можно было за бесценок купить выпуклые стекла, разноцветные шарики, которые как ни бросай, скатывались в кучу. Слепой цыган торговал чудесными мазями и травами от всех болезней, гадалки обещали ветренную зиму и безграничное счастье всего за шесть монет.

Наевшись сладостей из сушеного винограда, меда и сахарной пудры, мы подошли к самому большому шатру, вокруг которого горели факелы, а над входом висела деревянная табличка, на которой были вырезаны облака, сквозь которые виднелось треугольное, пускающее длинные лучи, солнце.

Заплатив за вход, мы протиснулись сквозь толпу взрослых и согласно цифре на розовом билетике устроились на скамейке, держа в руках пакеты с жареными орехами. Шатер быстро наполнялся. Когда свободных мест не осталось совсем, люди начали толпиться вдоль стен, кто-то садился на пол.

В центр арены вышел пожилой цыган с длинной бородой и серьгой в виде золотого полумесяца в левом ухе. Он достал из-за пояса старинный пистолет и выстрелил вверх, требуя тишины:

— Достопочтенная, приятная карману публика! Сейчас вы увидите главный аттракцион нашего вечера, который, несомненно, вызовет у вас противоречивые чувства. У кого-то страх, презрение и негодование, а у кого-то, возможно, жалость и сочувствие. Но помните, это подлинное исчадие ада недостойно жалости и вашего участия! Трепещите!

И тут мы услышали нечеловеческий, леденящий душу дьявольский рык, переходящий в ужасающий вой. Казалось, он исходит из самой преисподней, и многие пришедшие поспешно крестились. Восемь бледных от страха мужчин палками, на конце которых были специальные крючья, толкали к центру шатра закрытую шелком клетку. Клеть ходила ходуном и источала серное зловоние.

Цыган достал из кармана золотой амулет с изображением треугольного солнца, точно такого же, как и на вывеске, весящей перед входом в шатер. Чудовище в клетке мгновенно затихло и только жалобно, почти по-детски всхлипывало. Бородач резким движением сорвал шелковое покрывало, и публика ахнула. В клетке, вся в рваных лохмотьях, стояла стройная, необыкновенно красивая молодая женщина. Миндалевидные карие глаза были полны слез, длинные, черные словно смола волосы, опускались почти до пояса. На лице женщины, через всю щеку, от левого уха до верхней губы, был чудовищный, рваный, кровоточащий шрам.

Бородач повесил амулет на угол клетки, от чего женщина взвизгнула и в страхе забилась в угол:

— Перед вами Ведьма Генхелия! Королева лжи и коварства, пойманная моим прадедом Шандором-Смелым в румынском лесу сто сорок семь лет назад. А сам Шандор был растерзан оборотнем-волком, которого успела околдовать эта тварь. Цыганский барон Тамаш-близнец, рожденный седым, наложил на нее заклятие боли — Vraja Durerii. Шрам, который вы видите, причиняет ведьме непрерывные мучения. И чем сильнее она сопротивляется, тем страшнее боль. По своему желанию я могу усиливать ее страдания.

Он прикоснулся к амулету и что-то тихо прошептал. Ведьма взвизгнула, упала на пол, ее спина выгнулась дугой. Шрам приоткрылся и из него выполз красный паук. Из-под ногтей ведьмы капала кровь, глаза помутнели, лицо мгновенно постарело, волосы стали пепельного цвета. Это было настолько жутко, что меня бросило в жар.

Когда цыган убрал руку от амулета, тело женщины обмякло, она лежала на полу и плакала. Ее лицо повернулось в сторону публики, оно снова было невероятно красивым. Наши взгляды встретились и ее губы едва слышно прошептали: — Бенисио.

Всю дорогу Сантьяго смелся надо мной:

— С чего ты взял, чудак, что она прошептала твое имя, и чего ты так перепугался

— Так и есть, Сантьяго! В самом конце, она смотрела прямо на меня, честно.

— Ты что и правда поверил, что она ведьма Да это же цыганская чепуха, она просто играла свою роль.

— А паук, а волосы, а кровь

— Ну, знаешь, эти бродячие и не такое умеют. Ладно, завтра снова посмотрим, и сядем поближе, может она и меня по имени назовет.

На следующий день у шатра с треугольным солнцем было столпотворение, новость о заколдованной ведьме быстро разлеталась по общине. Искать свои места мы не стали, а сели на пол, как можно ближе к арене. Мне вовсе не хотелось сидеть так близко, но, чтобы не выглядеть трусом перед Сантьяго, я согласился.

В центр снова вышел бородатый цыган и выстрелил из пистолета, требуя тишины:

— Как много сегодня знакомых лиц! Приветствую вас! Эй, ребята, тащите сюда плутовку!

На этот раз мужчины, запряженные в конскую упряжь, со смехом волокли клетку, в которой вчерашняя ведьма в пестром платье, с вульгарным хохотом погоняла «лошадок» тряпичным кнутом. На ее лице был все тот же шрам, который теперь выглядел нарисованным, а в сочетании с ярко накрашенным алым ртом, делал Генхелию похожей на портовую шлюху, о которых во всех подробностях нам рассказывал пьяный дядюшка Франциск.

Сантьяго хохотал, как полоумный. Зрители тоже веселились на славу.

Кто-то из присутствующих крикнул:

— Вот так ведьма! Эй, цыган, а эта чем опасна

Цыган захохотал:

— Перед вами самая известная куртизанка южных земель, Фрина, а опасна она своим дьявольским острословием! Вы можете задать ей любой вопрос, и она ответит вам так, что вы навек позабудете, как смеяться над старым цыганом!

Дальше началось такое, что мне просто неприятно описывать. «Ведьма» отпускала такие сальные шуточки, что присутствующие замужние дамы краснели и волоком тащили мужей прочь из шатра под раскаты всеобщего хохота.

Но я уже ничего не слышал. Сгорая от стыда и собственной трусости, я ненавидел себя и ее, ненавидел Сантьяго и всех цыган вместе взятых. Как можно было поверить в эту чушь! Я почти плакал, задыхаясь от призрения к самому себе.

В конце представления, когда публика вдоволь отсмеялась, цыган прокричал:

— Если вам понравилась чертовка Фрина, то бросайте ей в клетку звонкую монету, только не подходите близко, тот к кому она прикоснется, навек утратит мужскую силу.

Толпа потянулась к выходу бросая на пол клетки серебряные монеты. Пожилой цыган строго следил, чтобы никто не приближался слишком близко. Платить за такое унижение я не собирался и, отвернувшись от актрисы, красный, как сушеный перец, поспешил быстрее выйти на воздух, где меня наверняка уже ждал Сантьяго, чтобы от души поиздеваться над слабостью и глупостью друга.

Вдруг, среди общего гула голосов, я услышал свое имя и обернулся. Она смотрела прямо на меня, и я оцепенел, растворяясь в карих запрудах ее глаз. Старый цыган слишком поздно заметил, что я протянул к ней руку с зажатой в кулаке монеткой. Цыганка бросилась к моей руке, и прежде, чем я успел что-то понять, приложила мою ладонь к гниющему, незаживающему шраму и прошептала:

— О să te răzbuni pentru mine.

***

Дремучий трансильванский лес надежно скрывал меня в хвойной тени. Из оскаленной диким голодом пасти текла слюна. В сильных когтистых лапах бушевала звериная ярость. Цепким взглядом оборотня я следил за фигурой, осторожно крадущейся по обрывистому склону. Шандор-Смелый шел по следу Генхелии. За пепельно-серые облака заходил розовый треугольник чужого солнца. Опустив голову к самой траве, я принюхался и неспеша направился за добычей.

В моих ушах затихающим шепотом прокрадывался голос кокой-то старой и уже не знакомой мне женщины — посмотри цыганам вслед, Бенисио, и трижды поцелуй распятье, иначе однажды, ты забудешь дорогу домой…

Шкатулка сказочника Ги со скрипом захлопнулась. Навсегда.

Автор: grisha

Источник