Давным-давно в начале времён жила-была Кошка. Она умела говорить не только «мяу», но ещё «гав-гав», «иго-го» и даже «кукареку!». И много других замечательных слов.
И была эта Кошка совершенной проказницей. Сворует у Волка добычу и убежит, напоследок тявкнув по-лисьи. Волк на Лисицу и подумает. А Кошка ест мясо и щурится от удовольствия, глядя, как Волк с Лисой ссорятся и дерутся. Или пискнет мышью около Слоновьего семейства, а потом мурлычет довольно, наблюдая с дерева, как слоны в панике мечутся туда-сюда.
Больше всего Кошке нравилось, что её никто и не думал подозревать. Когда её мог кто-нибудь увидеть, она говорила «мяу» и только «мяу»!
И вот однажды Кошка решила подшутить над Волшебником, жившим неподалёку. Она заглянула в окно его жилища и увидела, как Волшебник помешивает готовящееся снадобье.
– Гав! – громко сказала Кошка.
Волшебник вздрогнул и вместо одного лепестка засонника уронил в кастрюльку целую горсть.
– Ай-яй-яй, – покачал головой Волшебник, – теперь вместо лекарства, дарящего приятные сны, у меня получится зелье, от которого можно проспать сотню лет. Надо найти этого невоспитанного Пса и объяснить ему, что нельзя так громко лаять, когда кто-то работает.
Волшебник выглянул в окно, но никого не увидел, потому что Кошка уже сидела на крыше и тихо-тихо хихикала, прикрыв лапкой рот.
В другой раз Кошка подслушала, что для заклинания летящей песни Волшебнику нужно соловьиное пëрышко. Вечером, когда Волшебник пошел искать его, Кошка напела ему несколько соловьиных трелей, сидя глубоко в зарослях шиповника. Пока Волшебник пробирался через колючки, она незаметно перебежала на другое место и спела ещё раз. И ещё. Всю ночь Волшебник пытался подманить соловья птичьими чарами, но у него ничего не выходило: ведь эти чары действуют только на птиц. Волшебник только устал, исцарапался и изодрал всю одежду.
– Ну погоди, проказник! – сказал на рассвете Волшебник. – я до тебя доберусь!
И добавил ещё несколько слов, которых добрые волшебники обычно не говорят.
Кошка была в восторге. Как ловко она над ним подшутила!
Когда Кошке стало скучно, она снова пришла к дому Волшебника. Проследив за ним, она узнала, что он собирается встать на рассвете и поймать в бутылку первый солнечный луч. Как только стемнело, Кошка подобралась поближе, дождалась, пока Волшебник заснет, и заорала «Кукареку!», сидя на подоконнике. Волшебник подскочил, схватил бутылку и выбежал во двор. Но было ещё темным-темно.
– Глупый петух! – пробурчал Волшебник и снова лёг спать.
Кошка подождала, пока он заснет покрепче, спряталась под кроватью и громко закричала: “Кукареку!” Волшебник снова вскочил и побежал во двор. Кошка была довольна: она уже в который раз сумела провести его.
В третий раз лёг Волшебник в кровать и притворился спящим. Кошка подождала немного, вспрыгнула на изголовье и закричала прямо в ухо: «Кукареку!». В этот раз Волшебник был готов, протянул руку и ухватил Кошку за хвост.
– Что ты делаешь – строго спросил он. – Зачем кукарекаешь Разве ты не знаешь, что людям ночью надо спать
– Это не я, – ответила Кошка. – Я умею говорить только “мяу”.
– А лаяла зачем – продолжал Волшебник. – Теперь у меня закончились все лепестки засонника, да и зелье никуда не годится.
– Но я не умею лаять, – продолжала притворяться Кошка. Глаза у неё при этом были хитрые-хитрые, и Волшебник ей не поверил.
– А вот соловьём-ты, конечно, пела красиво. Но место выбрала совершенно непоходящее.
– Мяу, – только и ответила Кошка. Ей стало стыдно.
– Значит, так, – решил Волшебник, – раз ты утверждаешь, что умеешь только мяукать, то так тому и быть. Отныне ты будешь говорить только это. А кроме того прослужишь мне три года и исправишь всё, что натворила. Хотя соловьиное пение я тебе, пожалуй, оставлю. Будешь развлекать меня по вечерам.
С этих самых пор все кошки на свете умеют только мяукать. Ну и петь соловьями, конечно. Хотя этого они никогда не делают. Стесняются.