Не сейчас.

На крыльце женщине вдруг стало плохо. Дыхание перехватило, за грудиной жгло огнём, в глазах безумными мошками метались серебристые искры. Потом всё исчезло в белом тумане. Неужели это конец Как странно… Жизнь прошла… Вроде, только недавно замуж вышла, детей родила. Когда всё пронеслось Уже два года как мужа не стало.

Всё случилось внезапно. Только вернулись с дачи, где провели весь отпуск, отдыхая от городской суеты и наслаждаясь свободой. Дети с внуками далеко, дочь с зятем перебрались в Новый Уренгой, а сын с семьёй на Сахалин. Они так решили, там перспективы. Ну что ж, молодым везде у нас дорога. А себя на пятом десятке в старики записывать рановато. Наконец, появилась возможность исполнить давнюю мечту и съездить на Байкал, там и с сыном свиделись – он своих привёз в палаточный лагерь. Да и красота, природа… Следующим летом отправились в Крым с компанией таких же великовозрастных непосед. Ещё была Финляндия. За четыре года побывали и в Казани, и в Питере, и по “золотому кольцу” прокатились…

А потом вдруг потянуло на землю. Захотелось воздуха и тишины. Дача им подвернулась неожиданно и практически даром – знакомые уезжали за границу, а домик, оставшийся от родителей, в почти опустевшей деревне хоть и крепкий, покупателя не нашёл. Поэтому в знак старой дружбы был просто переписан на Игоря Алексеевича за бутылку коньяка, которой, собственно, и отметили приобретение. Теперь это была совсем другая жизнь: колодец, дровяная печь, рядом речка и лес. Баба Зина, одна из пяти старожилов, держала коров. У неё недорого покупали молоко и яйца, к ней же с удовольствием ходили в баню. Анна Павловна освоила нехитрое искусство огородничества, и осенью их буханка отвезла в город десятки банок с разносолами собственного производства.

По пути домой гадали: может, на следующее лето сын или дочь с малышкой с севера приедет, надо бы дом подготовить… На пятый этаж еле поднялись – отвыкли за лето. Пока хозяйка разбирала припасы и открывала окна, чтобы проветрить застоявшееся помещение, муж присел в кресло и задремал. Анна Павловна улыбнулась и пошла готовить его любимый кофе. Принесла на подносе две чашечки и нарезанную пастилу, села в соседнее кресло и увидела, что муж не дышит… На крик прибежали соседи, вызвали скорую. Нашатырь, корвалол…

Похороны прошли как в тумане: дети прилетели, что-то делали, как-то организовывали, а она всё ждала, когда кончится этот нелепый, ужасный сон, и никак не могла поверить в происходящее. Дочь пробыла с ней почти месяц, хотела с собой на север увезти.

– Нет, здесь останусь. Не могу пока… А ты поезжай, дочка, тебя семья ждёт. Я в порядке, справлюсь, – не то её, не то себя уговаривала. Ей действительно хотелось остаться одной. Чтобы никто не мешал гладить спинку его кресла, перебирать его одежду и говорить с ним.

В декабре Анна Павловна вернулась на работу, там в декрет ушли сразу две сотрудницы и ей пришлось с головой окунуться в рутину методического центра.

А весной сгорел барак на другой стороне улицы. Обошлось без жертв, всех погорельцев куда-то пристроили. Но несколько дней подряд к пепелищу подходил старик и плакал. Анна Павловна шла на работу, когда снова увидела его.

— У Вас горе… но ведь никто не погиб в этом огне. А Вы убиваетесь как по покойнику… — не то пожалела, не то упрекнула. Погорелец на неё не взглянул, он смотрел туда, где ещё недавно был его дом.

— Я здесь полжизни прожил, жену на кладбище отсюда увёз. А теперь меня поселили в общежитии, в комнату к двум сидельцам бывшим. Пьют, буянят… а мне куда податься Никого у меня не осталось. Хоть бы дворником, что ли, взяли, так в каморке ночевать буду…

Анна Павловна смотрела на этого сломленного обстоятельствами человека и вдруг услышала свой голос:

— В деревню поедете жить Дом у меня пустой стоит, а я уже туда ездить не смогу. Муж был жив — на машине возил. А теперь своим ходом я не доберусь. Да и одной мне там делать нечего: дрова колоть не умею, воды не натаскаю.

— Да ты шутишь, девка… — опешил старик и посмотрел на неё, в глазах его недоверие боролось с надеждой.

— Какие уж тут шутки Деревня в пятидесяти километрах отсюда. Только от станции пятнадцать по грунтовке, туда транспорт не ходит. Хлеб и продукты раз в неделю автолавка привозит, а магазина нет. И вообще ничего нет. Электричество только. И людей почти нет. Как Вам такой вариант Лучше общежития Если годится, вечером сюда приходите.

На что ей этот дом, одной он ей не по силам, а так хоть кому-то пользу принесёт.

Вечером старик её ждал. Он смотрел на пепелище, потом поднял глаза к небу.
— Всяко помирать… Так уж лучше в деревне. Я сам деревенский, после армии уже в город подался. Так что мне не привыкать — и двадцать килОметров для бешеной собаки не крюк. Дойду, коли понадобится.

— А пойдёмте ко мне чай пить, там и поговорим, — запросто предложила, как будто старому знакомому. Дома уже спросила: — Звать-то Вас как Меня Анна Павловна.

Мужчина достал из кармана документы и протянул ей.

— Скиба Виктор Анатольевич. Какую плату за проживание брать будешь, дочка Ты не думай, я не торгуюсь. Договор подпишу, всё чин по чину. Просто чтоб знать, как пенсию распределять.

У Анны Павловны брови поползли наверх, чайник едва не выпал из рук.

— За проживание… – в горле пересохло от неожиданности, — я не собиралась с Вас ничего брать… Мне просто дом жалко. А так Вы бы жили и мне на душе спокойно, что там не мыши с лягушками хозяйничают. Вот и всё.

— Ты не горячись, Пална, пенсия у меня приличная, хоть небольшую, но плату назначь, чтоб и тебе не в убыток. Через неделю очередную принесут, так что от станции такси возьмём до деревни твоей. А там уж я у соседа мотоцикл выкуплю, у меня на книжке ещё немножко осталось с тех пор, как машину продал да жену схоронил.

— Так у Вас права есть — почти обрадовалась хозяйка. — У меня тут под окном уазик мужа стоит. Колёса, правда, спустились за полгода, ну да мне он без надобности, я водить не умею. Дочь сказала на металлолом сдать. Сделаете — пользуйтесь.

Старик посмотрел в окно и нахмурился:

— Ну, колёса — не беда, на них у меня денег хватит точно. А выкупить у тебя его смогу только в рассрочку. Да и то если как за металлолом.

Женщина поняла, что даром этот человек брать ничего не будет.

— Виктор Анатольевич, мне деньги не к спеху… А давайте так попробуем: я на Вас доверенность сделаю, в страховку впишу, и ездите на здоровье. Ну, может, меня когда куда покатаете… А если понравится машина, тогда уж и о цене поговорим и о рассрочке. — Она почти уговаривала его, не понимая, что на неё нашло. — Опять же, такси дороже бензина обойдётся.

Через неделю Анна Павловна с удивлением смотрела на едва зазеленевшие деревья из окна буханки. Немного щемило сердце от привычного звука родного мотора, с которым, впрочем, довольно уверенно обращался новый водитель. Раньше она воспринимала уазик только как транспорт, теперь же почти физически ощущала в нём присутствие мужа. Нет, она не цеплялась за крючки памяти, пытаясь прожить снова и снова счастливые моменты их спокойной жизни. Она жила дальше, вдыхая запахи весны и бензина, понимая, что жизнь сменила направление.

Тем не менее, ком подкатил к горлу, когда женщина вошла в дом. Сразу открыла все ставни и окна, прошлась тряпкой по всем поверхностям, вынесла одеяла и подушки во двор, унесла стирать половики на реку. Новоявленный постоялец деловито осмотрел жилище, натаскал сухих дров и ловко затопил печь. Сразу же принёс два ведра воды, наполнил умывальник в сенях, включил электричество. А через полчаса у плетня уже вёл неспешную беседу с бабой Зиной. Она, заметив буханку, наведалась с молочком и творогом. Поздоровалась с хозяйкой, поняла перспективы и уже расспрашивала нового соседа обо всём.

Анна Павловна разобрала сумки с провизией, большой чемодан с вещами мужа открывать не стала, так и не решилась предложить их Виктору Анатольевичу. Там сам разберётся, в деревне пригодится. У него-то вещей — пакет с документами и одна фотография в рамке. Всё что успел вынести. Включила холодильник, перемыла в тазу посуду. Выплеснула воду в палисадник да так и осталась стоять, прислонившись к нагретому дереву дверного косяка, впитывая в себя запах влажной земли и первой листвы.

К обеду томился под крышкой суп в чугунке и курица в тяжёлой утятнице. В кастрюле каша, к завтраку с молоком или так на гарнир. Дня на три точно хватит, а там уже сам. У старика глаза горели, он уже слазил на чердак, в подвал, подлатал крышу и с аппетитом наворачивал горячее. Анна Павловна смотрела в окно. Есть не хотелось. Воспоминания душили. Домой, иначе всё — она пропала.

— Слушай, дочка, горько тебе — вижу. Тут Зинаида перваком угостила, я ей пособить обещал. Давай-ка по маленькой, полегчает… Или ты уже жалеешь, что меня сюда позвала Так ты скажи — я не в обиде, мешок за плечи и в другую деревню. Не молчи только, не могу я видеть, как бабы мучаются, насмотрелся…

— Ой, Анатолич, не могу я больше, отвези меня домой. — И плотину, которая держала невыплаканные слёзы, прорвало. — Дома вроде привыкла, а здесь… Живой Игорь уезжал отсюда, а теперь…

Она рыдала, пока не выплакала всё без остатка. Старик молча курил и слушал, как в одночасье ушёл прежний хозяин этого дома. Не простившись, не понимая, что это его последние минуты.

Напоив обессилевшую женщину чаем, он отвёз её домой, по пути поведав о том, как уходила его Лидочка. Долго уходила и мучительно, молясь о том, чтобы уж скорее всё закончилось. И как в гробу лежала высохшая, совсем не похожая на себя.

— Чем-то муж твой угодил Богу, раз такую смерть получил. Уснул и не проснулся. Это ж благодать. Ни себя, ни тебя не мучал. Подумай об этом, дочка, отпусти ты его…

Уже у дома Анна Павловна достала из сумки тяжелый мобильник и отдала старику:

— Вот, возьмите на всякий случай, мой номер записан как Нюра. И ещё чемодан там с вещами, может, пригодится… Мы были счастливы в этом доме, пусть и Вам там хорошо будет. — она обняла его на прощание и быстро ушла в подъезд.

А через две недели Анатолич приехал. По телефону сказал, нужно купить кое-что и её обязательно свозить — показать, что с её имуществом всё в порядке. Пална неожиданно для себя вдруг согласилась. Она стала очень хорошо спать после той поездки. Скорбь уступила место светлой грусти. Всю дорогу с лица женщины не сходила улыбка, а когда приехали, вдруг поняла, что чувствует себя девочкой под надёжным родительским крылом.

В тени цветущей раскидистой яблони Анатолич устроил райский уголок — смастерил из дерева столик и пару вполне удобных шезлонгов. Видно было, что сделано с душой. Очень хотелось всё осмотреть: распаханную землю, парник, аккуратно сложенный старый кирпич (откуда взялся). Да и вообще масштаб работ впечатлял. Старик в одиночку сделал больше, чем осиливали они вдвоём с мужем. Появились уже и аккуратные грядки с пробивающейся зеленью и большая яма правильной прямоугольной формы. Оказалось, копает погреб, вот и кирпич натаскал с брошенных домов.

В самом доме тоже кое-что изменилось, он приобрёл жилой вид несмотря на спартанское убранство. В термосе ждал душистый сбитень, а под льняной салфеткой сырники. Пална так давно их не ела, что с аппетитом умяла больше половины и её потянуло в сон. Сквозь дрёму она слышала, что сараюшку надо разобрать, разваливается она совсем, но без разрешения хозяйки Анатолич не трогал, за то начал делать новый погреб, старый под домом нужно засыпать, он обваливаться начал, так и дом повести может… Проснулась уже под вечер, долго слушала тишину. Было забытое ощущение детской защищённости, тепла бабушкиных пирожков и терпкого запаха дедова табака, от которого в душе становилось так легко и приятно, словно и не было всех этих лет.

Ближе к ночи пришла баба Зина с парным молоком. Пална потянулась к сумке, но Анатолич её остановил – у них свои расчёты. Попили чай, обсудили предстоящую посадку картошки, а потом Анатолич пошел провожать соседку. Надо же, какие тёплые у них сложились отношения…

Так и повелось, по субботам за Палной приезжала буханка и увозила на выходные, а потом и на весь отпуск. Было просто удивительно, как изменился этот домик. Пристройки и сарай исчезли, вырос холмик погреба, появился летний душ из бочки, которую маленький насос “ручеёк” без проблем наполнял, да и облегчал полив. Сени превратились в уютную веранду, а маленькие комнатки объединились и стали двумя просторными. В одной из них располагалась хозяйка, а в другой Анатолич, вернее, он гармонично вписался в устоявшийся деревенский интерьер, почти ничем не выдавая своего присутствия. Только фотография двух счастливых людей стояла на комоде у его старомодной кровати. За постой исправно платил, на эти, пусть и небольшие, деньги Пална закупала крупы, тушёнку, мясо и то, что считала нужным для нормальной жизни в доме. Отличный урожай огурцов и помидоров как и раньше закатывался в банки, компоты и варенье, перетёртая ягода и сушёные травы наполняли веранду.

В августе приехали с семьями сын и дочка. С новым человеком сразу нашли общий язык, сильно удивившись такому повороту судьбы. Иначе как “дедуль” его не называли. А он с удовольствием водил детей на речку, удил с ними рыбу на рассвете. А ещё смог увлечь их охотой на колорадского жука и постройкой шалаша на дереве. Женщины крутили банки и капали на мозги мужьям про необходимость водонагревателя и душевой кабинки в доме. Пална была против, дом деревянный, не хотелось жертвовать жилой площадью ради удобств. Тогда мужчины наняли шабашников и за неделю пристроили небольшой и довольно свежий сруб, где и разместили насосную станцию, подающую колодезную воду, душевую кабинку, бойлер, стиралку и даже унитаз, для которого заказали септик.

Перед отъездом дочка заметила, что мать стала сильно уставать, и наказала ей съездить к врачу. Пална только отмахнулась — заботы, свежий воздух, вот сон и одолевает. Но когда в подлеске, где собирали грибы, вдруг потемнело в глазах, и Пална стала оседать на землю, Анатолич без разговоров отвёз её в город в поликлинику. Оказалось – диабет. Больница, диета, метфармин пожизненно. Хорошо, хоть не инсулин. Вот так здоровье подвело, а до пенсии ещё четыре года.

С работы уволилась, решила квартиру сдавать и перебираться в деревню на свежий воздух под присмотр дедули.

Он спешил с утеплением пола, разбирал его по очереди в каждой из комнат. На выписку приехал как в роддом – с цветами. В доме ждал диетический обед, заботливо приготовленный по указаниям Анатолича бабой Зиной. Вымоченная отварная картошка с зеленью, тушёная капуста с кусочками курочки без кожи, печёная антоновка к чаю из трав. И опять Пална словно окунулась в детство, где о ней заботятся. И отчего-то покатились по щекам ручейками слёзы. Она смотрела на стариков, которые стали ей родными, и не могла выразить словами чувств, которые переполняли её. На тихое “спасибо” Анатолич проговорил:

— Ну что ты, дочка, прекращай, а-то сахар поднимется. Да и у Зинаиды, глядя на тебя, глаза мокнут. Кончайте, девки, сырость разводить. Зима на носу, а у меня навес под машину не готов, некогда мне тут с вами… — и пошёл на выход, пряча глаза.

— Хорошего ты мужика приютила — завсегда поможет, мы с ним на пару и с картошкой управились и вспахали оба участка. Мне уж совсем тяжело… И коровник он поправил. Откуда столько силищи нерастраченной Мой-то покойный муж и вполовину против него не делал. Да и поговорить есть с кем. Теперь ведь кроме нас никого не осталось. С последних домов старух дети забрали. Так что вместе держаться будем, не то пропадём… — баба Зина всё же смахнула слезинку с морщинистой щеки.

Зиму пережили вполне сносно. Печь в доме не остывала. Перед самым морозом забили старую Зорьку, накрутили тушёнки и вместе с творогом и молоком отвезли в город, где на всё это деревенское добро уже был покупатель — Пална не обрывала старые связи.

Вот и снег почти сошёл, яиц в курятнике с каждым днём прибавляется.

Нет, сейчас умирать никак нельзя. Старики одни останутся, дел невпроворот. На овощи из земли, а не гидропоники уже очередь и на пастилу. И пенсию дождаться надо! Обидно, всю жизнь о

Источник