Эх, Родя, Родя… Всё, мальчик мой, ты мне не мой сын! Мой тебя, не мой, одна планида… Взгляни же на себя! Ты же адский рудокоп говна из преисподней, не при детях будет! Где в этом детском саду ты нашел распутицу, сорвавшую наступление Вермахта в сорок первом, так им и надо! Солнечно, сухо, кругом дорожки, цветы, бабочки-капустницы, воспитательница-стрекоза, камеры, а ты кругом в глине спрашиваю я! Если тебя обжечь и вытряхнуть, получится неслабый горшок. Ты угваздан сильней, чем мы с мамой любим тебя. Ты хуже дедушки Жоры в целебных грязях Куяльника. Его потерянные трусы и посейчас пугают там отдыхающих.
Что ты улыбаешься, спрячь это! Ах, любишь дедушку. Молодец, но вот дедушка смотрит на тебя сверьху и плачет квадратными металлическими слезами. Всё, он на тебя обиделся и больше окончательно не приедет. Не хнычь, у тебя словно тушь течет. Что ты копал лицом, мелкий ты крупный негодяй!
Родя, я клянусь, я буду забирать тебя из сада исключительно тёмной ночью. Днем же тебя стыдно возвращать домой, а я уважаемый тут везде человек. Ай-ай, такой маленький, а уже такой бомж, решат же встречные. Куда же смотрит эта полиция же! А я и есть полиция, Родя. Я ваш участковый на минуту аллё!
Так, ступай впереди в десяти плюс минус двадцати шагах и не оборачивайся, мы с тобой не знакомы и чужие. И не называй меня папа. Как называть Старлей! Я тебе!.. Никак не называй! Молчи, не позорь меня твоего отца, маму ты уже третьего дня опозорил и будет. Придется кого-то нанять, чтобы тебя забирал за бумажные деньги. Кого-то небрезгливого, но с большим чувством юмора. Мне уже не смешно, поросёнок ты эдакий! Ихний же ты предводитель!..