Ещё раз о языковом этикете.

 

Несокрушимая вера моих соотечественников в секретность переговоров на русском языке заграницей стала давать трещины в конце 90ых…
Об одном таком случае, произошедшим со мной, расскажу, коли интересно.
Короткая предистория — мой университетский городок, очень знаменитый своими операциями в кардиохирургии, особенно педиатрической, располагался далеко от основных караванных путей.
А это значило, что на русском я разговаривал только с пациентами, переводя для детей из СССР.
Да ещё со стажирующимися врачами из Москвы.
Как раз с одним таким кардиохирургом я и услышал первый и последний раз русский язык вне университета.
Мы шли и рассуждали на русском о важности мелких деталей в этой специальности, я ему скопировал «Поваренную книгу для резидентов в кардиохирургической анестезиологии «, созданную поколениями резидентов и собранную в отличную чёткую и краткую стратегию выживания на этой самой трудной ротации резидентуры.
Говорили мы громко и увлечённо, не заметили двух детишек, игравших в войну, один из них направил своё ружьишко на меня, второй, постарше, крикнул ему на чистом русском:
«Не стреляй!! Не слышишь, что ли!! Это же наши!»
Посмеялись и разошлись.
А вот и история.
Как и большинство моих историй — эта случилась в госпитале, в предоперационной комнате.
Разделённая занавесками, на 6 коек, она представляла место для первой остановки на пути в операционную.
Тут пациенты переодевались, им ставили венку, брили — короче, готовили.
Я, уже к этому времени закончивший резидентуру, работал врачом-инструктором, первая ступень на пути к профессору.
Зашла семья из 4 человек и прошла в закуток, готовиться.
Сестра принесла пациенту халат, тапочки-носки, шапочку.
Полагая что их никто не понимает и не понижая голосов, они обсуждали увиденное, на русском:
«Нет, ты видел эту жопу!
Да, громадная, как её в медсестрах держат, она же жопой с ног сбить может!»
Это о моей медсестре, исключительно хорошей работнице, душевнейшем человеке, профессионале высшей пробы. Да, с большой задницей, что правда то правда, что не мешало ей быть самой любимой сестрой отделения.
Тэк-с, интересно, что ещё скажут.
Сказали… Прошлись по всем деталям персонала и госпиталя, горы претензий, пару обоснованные, остальные просто ушаты дерьма.
Я опускаю » жрать хочется», » где бы поссать на дорогу», » разпиздяи» и тому подобные проявления языковой безнаказанности.
Не знаю как долго бы продолжался бы этот разговор, не скажи жена мужу:
«Слушай, а ты этого бородатого урода заметил
Интересно, что он тут делает, стенки подпирает»
Этим бородатым уродом мог быть только я, единственно бородатый в тот день в отделении.
Я слегка обозлился — не красавец, правда, но урод!
Надо прекращать эту вакханалию языкового беспредела, решил я и, громко кашлянув, сказал на русском: добрый день, вы готовы к осмотру анестезиолога
Воцарилась оглушающая тишина, долгая пауза и бормотание, наконец я услышал тихий ответ, смущённо и смиренно:
«Да, доктор…»
Зашёл, представился, перешёл на английский, который родители знали плохо, дети им переводили непонятное, всё штатно за исключением краски стыда и отведённых глаз.
Заканчивая, спросил:
«Есть ли у вас вопросы к бородатому уроду»
Да нет, вру, не спросил, профессионализм не позволил…
Нет, я просто спросил есть ли вопросы к доктору Ашнину
А через два часа глава семейства был возвращён семье в целости и сохранности, наркоз прошёл штатно, бородатый урод не подкачал — как обычно.
При выписке они вели себя преувеличенно вежливо, явно чувствуя себя нашкодившими детьми.
Я же с покерным лицом пожелал им всех благ и мысленно понадеялся на извлечённый ими урок.
А урок простой — на любом языке говори то, за что не будет стыдно.
И помните — русский язык не Навахо или Суахили, на нём говорят и понимают его миллионы людей в любой !! части света.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *