Кошачий саван

 

Я не могу пойти с тобой!
Да, да, понял. Один справлюсь, мам. Не переживай.
Не хочу видеть, как ты её закапываешь!
Угомонись. Нормально закопаю. Дай уже обуться.
Обязательно запомни место. Слышишь Обязательно!
Запомню.
Я буду туда приходить…
Мам, хорош, а
Дай, ещё раз на неё взгляну!
Мама почти выхватила пакет из рук, но я увернулся.
Мам, не дури. Всё. Завернула и ладно. Темнеет, только время тратим.
Я застегнул куртку, взял лопату и открыл дверь. Мама прислонилась к косяку, слёзы бежали по её щекам.
Я не могу пойти с тобой! всхлипнула она.
Говорю же, сам всё сделаю.
Да я не тебе… Я с Люсенькой прощаюсь…
Люся умерла утром. Надо сказать, для кошки она прожила довольно долгую жизнь. Больше пятнадцати лет точно. Вполне себе дистанция. Длинная, но скучная и неинтересная.
Мама в Люсе души не чаяла. Ложилась с ней спать, завтракала и ужинала, делилась горестями и вообще считала лучшей подругой.
Мои безуспешные попытки выгнать кошку на улицу привели к скандалам. Мамин рационализм отключался, когда дело касалось Люси, и спорить было бесполезно. Что Аллергия на кошачью шерсть Не помню, сынок, чтобы у тебя была аллергия. Выпей таблеточку. Не проходит, глаза слезятся Это на пыль. И от сигарет.
Я отвоевал дверной замок в свою комнату, куда Люсе путь был заказан, но на этом борьба и зачахла. Находясь в одной квартире, мы с кошкой избегали друг друга. Впрочем, как и с мамой. Она так и не простила меня за то, что принял сторону отца. Даже когда его не стало.
Мама не отпускала Люсю ни на секунду. Шепталась, секретничала и каждые полчаса подсыпала в мисочки вонючий сушёный корм, который расползался по кухне и прилипал к ногам.
Люся ни разу не была на улице. Там же коты! Они сделают Люсеньке плохо! Люся так не считала и истошно орала по ночам, изогнувшись на полу в мучительных судорогах. К корму добавились таблетки. Кошка сникла, перестала прыгать, но продолжала призывно орать, требуя кота. Стерилизацию мама категорически отвергала. Говорила, что не позволит резать Люсю ей, дескать, будет страшно и больно. Так и жили.
Полтора года назад Люся заболела. С утра она как-то странно приволакивала задние лапы, а в обед мама вызвала меня с работы. Из кошки что-то потекло.
Дома я застал печальное зрелище. Любимица ползала по квартире, оставляя за собой мокрый и пахучий след. Мама боялась взять её на руки, ходила зарёванная следом и подтирала лужицы тряпкой.
Я разыскал номер и вызвал ветеринара. Маленький рукастый мужичок осмотрел кошку и сказал, что операция спасёт животное. Согласился сделать на дому, и, пока мама глотала корвалол на кухне, соорудил в комнате подобие операционной. Я вызвался на роль помощника.
Ветеринар положил Люсю на одноразовую клеёнку и сделал укол. Та вяло посопротивлялась и быстро уснула. Это напоминало игру в дочки-матери. Пока я пытался натянуть предложенные резиновые перчатки, доктор побрил кошке живот, обнажая маленькие светлые сосочки, зафиксировал лапы и обложил будущее место разреза стерильными салфетками. Он нанёс антисептик, смазал живот йодом и провёл скальпелем по розовой коже.
Я был поражён. Да, это просто кошка, и ничего удивительного внутри неё не оказалось. Капельки крови, блестящие фиолетовые комочки. Так же выглядит дохлая курица на кухонном столе. Но, даже при моём наплевательском отношении к Люсе, она была живой и знакомой. Я, пожалуй, впервые почувствовал к ней какое-то сострадание.
Ничего хорошего, сказал ветеринар, вытаскивая из Люси набухшие внутренности и щёлкая ножницами.
Видишь, он сунул мне под нос раздутый тёмный мешочек. Вот эта штука должна быть раз в двадцать меньше. Запустили вы животное. Но жить будет.
Он заштопал кошку жёлтыми и чёрными нитками, рассказал, как ухаживать за пациенткой: когда перевязывать, чем кормить, что и как колоть.
Люся умерла сегодня, спустя полтора года после операции. За это время никаких эмоций она у меня больше не вызывала.
Ей там будет лучше, да
Да, мам. Там всем будет лучше.
Я закрыл дверь и спустился по лестнице.
Мама попросила закопать Люсю в старом парке. Я не возражал. Там было много укромных уголков, да и земля подходящая. Тёплая и в меру влажная осень упрощала задачу. Меньше всего хотелось тратить время на поиски нужного места или ковыряться в каменистом грунте.
Пустой парк располагался на склоне, сразу за нашими дворами. Когда-то здесь был санаторий министерства обороны, но сейчас парк пустовал. Унылые корпуса, заколоченные беседки и руины открытого кинотеатра давали приют бродягам и бездомным животным.
Бетонные плиты некогда изящных дорожек криво вспухли от бесконечных дождевых потоков. Встали, как застывший ледоход. Корни сосен опрокинули бордюры и накренили голые остовы лавочек. Коварный плющ оплёл до вершин кедры и секвойи, высосал жизнь из могучих деревьев. В кустах мирта и лавровишни, словно побрякушки в волосах городской сумасшедшей, застряли пластиковые бутылки, фантики и смятые сигаретные пачки.
Я обошёл чёрную от плесени пропускную будку и пересёк покрытое сухими листьями футбольное поле. Когда я был совсем маленький, мужики из наших домов каждую субботу расчищали небольшой стадион от мусора и до темноты гоняли мяч. А мы с пацанами устраивали футбольные баталии на площадке за трибунами, от которых остались лишь обгоревшие конструкции. Огромные ворота куда-то исчезли.
Люся лежала спелёнутая в жёлтом магазинном пакете и иногда билась о мою ногу. Мама бережно завернула мёртвую кошку в белоснежное махровое полотенце, словно в саван, и удары были мягкие, будто в пакете лежало обычное тряпьё.
Парковые фонарные столбы давно превратились в ржавые тощие скелеты с разбитыми физиономиями. Вечерний сумрак неумолимо надвигался. Следовало поторопиться, пока можно разглядеть дорожки, кусты и тропинки между деревьями.
Я присмотрел удобное местечко на небольшом пустынном пятачке, когда заметил двух пенсионерок, ковыряющихся возле каменной скамейки. Любительницы дворовых животных притащили домашнюю стряпню и раскладывали её в пластиковые тарелки. Вокруг мелькали задранные разноцветные хвосты.
В парке обитало бесчисленное множество кошек. Толстые и пушистые, они вальяжно расхаживали по заброшенной территории, ожидая, когда местные сердобольные старушки принесут очередную порцию жратвы.
Кошатниц на районе было много, и готовили они, как правило, всегда одно блюдо. Добавляли сухой корм в вонючую серую кашу из перловки и дешёвой магазинной рыбы и тащили варево в парк, запихнув эмалированные кастрюли в тряпичные сумки. Прогуливаясь в выходной день, можно было наблюдать целые кучи отвратительной, облепленной мухами субстанции, около которой толпились разномастные едоки.
Кошки жрали много и охотно. Они не походили на робких домашних зверушек, стыдливо закапывающих следы жизнедеятельности в лоток за хозяйским унитазом. Покрытые шрамами, мордастые коты вызывающе раскладывали экскременты на видных местах и возвышениях, жутко орали, дрались и злобно шипели на случайно забредающих сюда собак. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь видел здесь котят. Только усатых пушистых гангстеров. Не сомневаюсь, они жрали собственных детёнышей. Или сразу рождались огромными и наглыми. Это место так и прозвали Кошачий парк.
В некотором роде, Люся попадала в неплохую компанию, к своим.
Я усмехнулся дурацкой шутке, отошёл от места кормёжки подальше в кусты и пару раз ткнул лопату в мягкую землю.
Идеально.
Наскоро выкопал неглубокую яму. В груди шевельнулось чувство, которое я испытал прежде, глядя во время операции на разрезанный Люсин живот.
Я открыл пакет и посмотрел на белеющее в темноте полотенце.
Давай, Люся. Доброй дороги. Там всем будет лучше.
Нажмите на фото, чтобы читать полностью.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *