Мои фонарики

По черной глади воды плыл весело полыхающий факел. От этого мрак канала в обрамлении бледного снега стал обсидиановой твердью. Магия была абсолютной: тёмная вода, яркий огонь и высокие стены русла рукотворной реки.

— А вы это бомбу делаете — высокий голос пришёл со стороны и расколол хрупкую гармонию волшебства.

Раздражение было перемешано со страхом — нелепое обвинение, но объясняться в каких-нибудь органах на ночь глядя очень бы не хотелось.

Наверху каменной лестницы стояла женщина и мужчина. Тут же мысль: из управления. Ну, я тут ничем таким не занимаюсь. Быть доброжелательным и, возможно, они тоже проникнуться.

— Это факелы.
— Что
— Чашки со стружкой и керосином.
— С чем
— Я покажу. Спускайтесь! Только осторожнее — скользко.

Женщина, совершенно презрев опасность сломать себе шею или отбить пятую точку на заледенелых ступенях, споро спустилась. Мужчина остался наверху.

При ближайшем рассмотрении выяснились любопытные подробности: женщине было хорошо за сорок; одежда дорогая и стильная была не по погоде распахнута на груди, а морозец был хоть и не лютый, но ощутимый даже в такое редкое тут явление, как безветрие; и перегар. А ещё без прелюдий брошенное мужчиной, чуть перегнувшимся через чёрные перила:

— Вода холодная! Подумайте!

Вот так.

Мне тридцать четыре и будь я чуть моложе, может и растерялся бы. Но пару лет поработай грузчиком на подхвате, иногда и в порту и в тёмных крысиных подвалах, когда дома студентка жена и дочь четырёх-пяти лет, и ты будешь готов с каменным лицом встречать напасти где угодно.

Прорвёмся. Вода и в самом деле холодная, так что оставлять мадам в расстроенных чувствах, распахнутым воротом и початой бутылкой чего-то дорогого (вон, витое горлышко из сумочки торчит) никак нельзя. Ну, то есть можно и возможно — в большом городе уже второй десяток лет обитаю. Насмотрелся. «Извините, что к вам обращаемся…» — уж слуга покорный. Но тут на развод не очень похоже. Ладно, ушки на макушке. Работаем.

Разливаю керосин по факелам. Даю ей поджечь парочку и спускаю всё на воду. Красиво.

Мужичок сверху быстро ссылается на больные лёгкие и уматывает. И на том спасибо.

Предлагаю ей руку и аккуратно поднимаемся по ступенькам с той площадки, что вровень с чёрной водой. Она воровато и с тоской оглядывается на воду. Держу её руку крепко. Ладонь — лёд. Предлагаю перчатки. Соглашается. Осторожно спрашиваю про грустный вид. Говорит, что проблемы. Смотрит на воду. Молчит. Показываю на плывущие факелы и предлагаю отпустить проблемы с ними, мол, пусть уплывают. Смешок:

— Вы идиот!
— Ну если вам угодно.

Чуть оживает. Она психолог. Ей сорок шесть. Вырастила дочь, сына и мужа. Он теперь кто-то очень влиятельный. Но предал. И три друга предали. Позволяю себе поговорить «за жизнь». Аккуратно.

Отдаёт перчатки. Надевать снова отказывается. Спрашивает про мои проблемы. Рассказал, что ни жена, ни дочь — теперь уже девятилетняя — моего энтузиазма про мороз, замёрзший канал и вонючий керосин поздно вечерком не разделяют. Слышу, что заинтересовалась. Профессия даёт о себе знать. Ещё десять минут.

И тут уже не моё, ибо за мою жизнь только одна девушка подошла ко мне сама. Обниматься. Не моя жена. Не то у меня обаяние. А тут и томные взгляды и объятия. И попытки, чтоб их, полобызаться. Ну, лестно, конечно. Но не по себе тоже.

Работаем. Беру за ледышку-ладонь и веду в кафе — ресторанный дворик в ТК рядом. Кофе попить и согреться. Она почти не сопротивляется, хоть и, переходя через мост, пыталась поглядеть через низкие перила. Держу крепко и руку, и направление. Ресторанный дворик уже закрыт, но кинотеатр и кафе при нём работают.

Дальше всё становится более и более некрасивым. Процесс трезвения, обмороки в женском туалете, объяснения с админом кинотеатра, охраной ТК, вызванными медиками, а потом и полицией.

Я с ней. Кто я Никто. Как это никто Зачем привёл Почему сюда Что делал на канале так поздно..

Медики и полицейские ушли.

А потом мадам начала буянить. Противоречивые чувства. С одной стороны трезвая купаться не полезет. А с другой стороны и моё терпение на исходе. Венцом стала новая попытка домогательства, с угрозами всё рассказать жутко влиятельному мужу. И последующим жалким, но весьма назойливым рукоприкладством. Был час ночи, когда я её послал сквозь зубы и ушёл под ненавидящими взглядами охранника и администратора. Простите, ребята! Я — спать.

И спать я лёг с примерзейшим чувством, что вот она после моего ухода плюёт в лицо охраннику и администратору. Вот выбегает на улицу. А канал-то рядом

Смалодушничал Однозначно, да! Не такой я герой. На большее меня не хватило. Что с ней стало Не пытался выяснить. Перед внутренним выживателем стоял смутный образ влиятельного мужа оно мне надо

Но точно знаю, что на один вопрос в тот вечер стало меньше. Скептическое «а нужны кому эти твои фонарики..»

Да. Нужны были одной женщине, которая заплутала в лабиринте своего очень большого мозга. Даже если это дало только три сомнительных часа говорю же, не выяснял.

Канал, название которого ни один порядочный турист правильно не произносит, получил тогда только мои фонарики. А может и был в них какой-то смысл.

Источник