ПАПИНЫ СТРАХИ

Моя многолетняя ипохондрия (звучит, как название лекарственного растения) поменяла вектор и перенаправилась на Артёма. Она шире страхов за его здоровье. К ней радостно присоединились разные другие фобии из моих полузатопленных мрачных подвалов.

Например, как-то раз меня посетила гениальная догадка о том, что у Артёма для мальчика слишком писклявый голос. Подозрительно не мужественный. И мало ли что это означает.

К несчастью для меня, эта догадка поразила мой мозг на встрече с друзьями, и я сразу же выдал её в эфир.

«А чего ты хотел в два с половиной года», — спросил один.

«Он, видимо, хотел, чтобы Артём уже сейчас говорил голосом Джигурды: папаня, Ярила призвал меня в полнолуние, я ухожу жечь солому в луга», — ответил за меня второй.

«А ты начни давать ему понемногу крепкий алкоголь, — добавил третий, — у меня на даче сосед с детского сада бухает, и голос у него как раз такой, как тебе нужен».

Чёрствые сухари, эти так называемые друзья. Не понимают всей глубины отцовской души.

*****
ПАПА ПОД КАПЕЛЬНИЦЕЙ

Маленький ребёнок — это матрица, которая управляет тобой помимо твоей воли. Ты считаешь себя свободным самостоятельным человеком, а ты уже давно пиксель.

Однажды я пришёл в гости к знакомым, один, без жены и без Артема. Я в задумчивости прохаживался вокруг праздничного стола, ещё перед тем, как все приглашенные расселись, и на автопилоте отодвигал ножи от края стола, переставлял бокалы от тарелок в центр и втыкал вилки в салаты. Это только для пифии ложки нет, а для нас, в детской матрице, она ещё как есть, так же, как и вилки с ножами и прочее колюще режущее. Я очнулся только после того, как в мимозе торчало уже три вилки.

За моей спиной, в другом конце комнаты, интеллигентно шушукались двое. Они были уверены, что на таком расстоянии возможности человеческого слуха ограничены. Но я же не человек, я пиксель, напоминаю. Я все слышал. Эти люди, видимо, профессионально разбирались в предмете.

«У него что, обсессивно — компульсивное расстройство» — прошептал один.
«Нет, у него двухлетний ребёнок», — ответил второй.
Потом помолчал и добавил:
«Хотя, в принципе, симптомы одни и те же».

*****
ХОДЯЧИЕ ДИКТОФОНЧИКИ

Маленькие детки — как ходячие диктофончики.

Бегают под ногами и все записывают.

Когда именно у них включается та самая красная кнопка записи, никто не знает.

В любом случае, молодым родителям после рождения ребенка с самого начала лучше жить так, как будто их прослушивают. Безопаснее.

Потому что однажды наступает момент истины.

Ребенок выдает первую осмысленную связную фразу.

И по ней, как по черепку древней амфоры, можно будет многое сказать о культуре семьи.

Вот так же весной сходит снег, и все окурки, пакеты, бутылки вылезают наружу. Реже — подснежники, гораздо реже.

У меня это еще впереди.

Я жду, с предвкушением и опаской.

Мало ли что.

Хорошо, если первой фразой Артема станет «экзистенциализм — это гуманизм».

А если нет

Я тут в период его самого губко — впитывающего возраста смотрел много футбола с участием сборной России. На три диктофона наговорил.

А что если он скажет «Березуцкий чмо»

Это непредсказуемо.

Вон, у моих друзей — вообще катастрофа.

Семейный прием, светский раут. Все за столом: тещи и тести, свекры и свекрови, тетушки и дядюшки, бабушки и дедушки, — нешуточный такой слет.

И их любимое чадо вместе со всеми, ковыряет ложкой что-то невразумительное в своей тарелке.

Сынок у друзей до того дня почти ничего не говорил. Выдавал какую-то классическую детскую попсу — «папа», «мама».

И тут мой друг, отец малыша, потянулся за бутылкой пива на столе.

И посреди тотальной тишины, которая, как обычно, почему-то всегда некстати повисает в самые неподходящие моменты, его сынок говорит четко, ясно и членораздельно:

«Папа, пиво — мое!»

*****
ПО ДУШАМ

Лежим с Артёмом перед сном в большой кровати, беседуем. Точнее, я беседую, а он дует молочко из бутылки с соской. Я обычно ему рассказываю про то, как засыпают птички, рыбки и сосед Лёха. А тут подумал, зачем ребёнку эта туфта, надо с ним уже как со взрослым, как с равным.

И начал жаловаться сыну на свои проблемы, неурядицы всякие. Разошёлся чего-то, погружаюсь в детали, ручками размахиваю, слюной брызжу. Наконец, опомнился. Поворачиваю голову к Артёму.

Он замер, не шелохнётся, только горят в темноте два больших глаза. Посмотрел сынок на меня внимательно и вдруг протягивает мне свою бутылочку с молоком. А в ней добрая половина осталась. Артём очень любит молоко перед сном, все до капли выпивает и ещё просит. Так сын решил поддержать отца. Чем могу, папаня, как говорится, чем могу…

В годы тревожной юности мы вот так же передавали друг другу бутылку портвейна и хлестали из горла, делясь мировыми проблемами.

*****
ПИСЬМА РИМСКОМУ ДРУГУ

У Артёма небольшой запорчик. Я на работе, на встрече, нервничаю.
Пишу украдкой под столом сообщение жене в Вайбере.
«Покакал»

Она долго не отвечает, нервничаю ещё больше. Представляю себе картину распухающего малыша, гигантских хомячьих щёк, выпученных глаз.

Наконец, приходит ответ.
«Ещё не какал, дружище. Только пописал. Спасибо за заботу. Как покакаю — отпишусь».

Вместо жены я впопыхах отправил сообщение товарищу.

А он ничего, молодец, не стушевался.

*****
КРУЧЕ ЭТОГО

Иногда я украдкой наблюдаю за тем, как Артём тихонько играет один, и через некоторое время начинаю чувствовать лёгкую боль в щеках. Только тогда я понимаю, что все это время беспрерывно улыбался. Уже почти три года прошло, а все не отпускает.

Круче этого ничего нет. А я кое-что попробовал в жизни.

*****
Все родники нашей жизни бьют из детства.

Во времена великой засухи, когда я сеял свои лучшие семена, а пожинал пустыню, потому что их сдувал злой ветер современного города, я спасался ими, теми родниками из детства. Глоток тех воспоминаний, даже один, судорожный, был способен вернуть жажду жизни.

Детство — это священный возраст. Главный возраст человеческой жизни.

Именно в детстве нам пришиваются крылья. И от того, как крепко нам их пришьют, зависит вся наша судьба.

Воспитание детей — ювелирная работа. Мы имеем дело с тонкой паутинкой ребенка. Как прожилки первой листвы, его душу видно на свет.

Касаться этой невесомой паутинки нужно крайне осторожно. Потому что дальше, с возрастом, она станет теми корабельными канатами, по которым повзрослевший ребенок полезет устанавливать свои алые паруса. И если родители или кто-то, допущенный в детскую, своими неуклюжими чувствами, своими грубыми пальцами повредят звенящие нити той паутинки, в самый ответственный момент их детям не за что будет ухватиться по пути наверх.

Ребенок — не барабан, постучал и забыл. Ребенок — сложный струнный инструмент, ребенок — это скрипка. На нем нужно учиться играть. Так, чтобы не пережимать его струны, иначе музыки не получится, но и не выпускать из рук.

Я стараюсь.

Я стараюсь бережно держать Артема в своих руках. С деликатностью музыканта. С осторожностью ювелира.

Чтобы ничего не повредить и не оставить острых краев в его детстве, на фундамент которого, он, взрослый, будет вставать босиком.

Олег Батлук

Источник